— Иногда приходится жертвовать даже людьми, — с сожалением заметил полковник.

— Это ужасно! — Годефруа почему-то вспомнил Анцимирисова. — Не знаю, господин полковник, что хорошего может ждать нас в этой дыре?

— Видите ли, поручик, самые интересные события, как правило, происходят вовсе не там, где их ищут. Сказать по правде, я плохо знаю здешние края. Однако перед отъездом из столицы мне пришлось изрядно потрудиться… Теперь даже во сне мне видятся окрестности Бахчисарая и Симферополя.

— В таком случае, господин полковник, почему бы мне не задать вам урок? Интересно, где был императорский кортеж в последних числах прошлого октября?

Прозоров принял вызов.

— Это совсем не сложно, поручик. Берите начальные буквы маршрутных становищ и складывайте из них слово… Так легче запоминается. Например, «кадюп». Это значит, что с 31 октября до 1 ноября император побывал в Контунгане, Айбаре, Дюрмене, Южуне и Перекопе. А теперь поговорим о серьезном… Из Таганрога государь отбыл двадцатого октября 1825 года. Путешествие проходило превосходно! И вдруг — болезнь… Простуда, перешедшая в жестокую лихорадку. Так, по крайней мере, считает генерал Дибич. Но давайте, поручик, отмежуемся от официальной версии. Дибич утверждает, что до отбытия на юг император находился в отменном здравии. Затем, в течение сентября и почти всего октября, император ни на что не жаловался. Между прочим, 24 октября он перенес бурю с дождем, но ни чуточки не простудился. Будучи здоров, он замечает болезнь за другими. Например, в Крымском пехотном полку, смотр коего Александр Павлович произвел в Симферополе того же 24 числа. Император ездил верхом…

— Я помню этот день, господин полковник! — вступил в разговор поручик. — В ночь с 24 на 25 его величество вызвал меня к себе и вручил очередную почту в Петербург. Император работал до двух часов ночи, а утром, когда я запрягал лошадей, он как ни в чем не бывало отправился в Алупку.

— Верно, Годефруа! В тот день государь много ходил пешком, осматривая Никитский сад, а затем обедал в своем новом имении в Ореанде. Было чрезвычайно жарко, но он не чувствовал усталости…

Прозоров какое-то время молчал, оживляя в памяти страницы архивного документа.

— Да так оно и происходило! С 27 по 28 император в Балаклаве… Оттуда, верхом, он поехал осматривать Георгиевский монастырь. Был налегке — без бурки и шинели. День спустя его величество — в Севастополе. Там он посещает полковой лазарет, морское училище, присутствует на спуске нового корабля, завтракает прямо на берегу, катается по гавани на катере, поднимается на борт корвета… Госпиталь, лазареты, укрепления — все это он осмотрел в течение одного дня. И был отменно здоров! Но вот далее… Тут, поручик, случилось нечто неожиданное. Император пожаловался на слабость в желудке. Заметьте: не на жар и озноб, а на «слабость в желудке»! И произошло это 30 октября здесь, в Чуфут-Кале.

— Господин полковник, эта крепость населена но преимуществу караимами. А знаете, я встречал отпрысков этого племени в Литве! Говорят, виновником переселения был князь Витовт. Я не силен в истории, но сами караимы ни за что не признаются, что Витовт пленил их и частью вывез в Литву.

— Да, поручик, в южных народах сильны отвага и гордость. Однако порой эти качества странным образом уживаются в них со страхом смерти… Я самолично видел, как красавцы-джигиты падали в обморок при виде крови. Своей крови! Чужую многие из них проливают ни за понюх табаку.

Прозоров выглянул из окна кареты.

— А вот и крепость! Что-то подарит нам сие убогое местечко?

Предчувствие полковника было не напрасным. Как только карета въехала в крепость, ее обступила толпа грязных и оборванных мальчишек, просивших милостыню. В суматохе кто-то из них подкинул внутрь экипажа записку… Годефруа выскочил на площадь и сделал попытку побежать вслед за оборванцами, но Прозоров успел его остановить:

— Полно, поручик! Даже если вы его найдете, он ничего не скажет.

Развернув сложенный вчетверо клочок бумаги, полковник прочитал: «Бредовые показания есаула уводят тебя от истины. Коли хочешь знать таковую, приходи в час заката к минарету».

— Наконец-то! — воскликнул Прозоров. — Я был прав: они следовали за мной по пятам от самого Петербурга. И выстрелы, и смерть свидетеля — это не случайно. Сегодня, поручик, я пойду на свидание один. И не думайте возражать! Они не любят свидетелей.

Около восьми часов пополудни полковник был возле мечети. Он не заметил, как от темной и глухой стены отделился человек в белом. Поравнявшись с Прозоровым, он сказал ему на ломаном русском языке: «Ступай следом…» Они двинулись но узким и кривым улочкам, зажатым между глинобитными стенами, за которыми вырисовывались односкатные черепичные крыши караимских жилищ. Вот справа по ходу им навстречу вышел невысокий караимец в курточке и коротких штанах, перетянутых на поясе куском широкой ткани. Он вел за собой криворогого буйвола.

Проводник увлек полковника в пещеру, из которой они вышли на узкое горное плато. С него вниз, в глубокое ущелье, вела тропинка…

— Стой! — произнес караимец и скользнул в темноту.

Ночь обещала быть ясной и прохладной. Прозоров поежился: не столько от холода, сколько от ощущения полной своей незащищенности. При нем не было ни пистолета, ни сабли.

— Приветствую вас, полковник! — услышал Прозоров за спиной приятный и чистый голос. Повернувшись лицом к незнакомцу, Алексей Дмитриевич увидел, что вплотную к отвесной стене стоит мужчина в мусульманском облачении. Его лицо было полуприкрыто черным платком. — Надеюсь, благоразумие не оставит вас и на этот раз, — продолжал мусульманин. — Вы хороший сыщик, но верно ли идете по следу? Если и дальше фантазия будет руководить вами так опрометчиво, то, поверьте, могут пострадать невинные люди. А между тем, полковник, найти истинных злоумышленников совсем просто!