Шрифт:
Мэквилл был сражен. Вся его злость обрушилась на Виннера, который благополучно попивал теперь кофе в Лондоне. Надо было покончить с ним еще в Крыму!
— Не хотите ли дополнить картину преступления? — Прозоров бил, что называется, наотмашь — Нет? Тогда позвольте мне продолжить… Наверное, я упущу кое-что по незнанию, да уж не обессудьте: свидетелей почти не осталось. Итак, то ли вы уговорили императрицу подменить кубок, то ли она сама додумалась до такого, однако следствием этого стала замена органов императора на «потроха» несчастного казака, умершего от лихорадки, подхваченной им в Персии. Докторов в Таганроге хватало, но почему-то именно вам — «посчастливилось» произвести вскрытие этого человека. Анцимирисов раскрыл подлог, но вы или кто-то по вашему поручению убили лекаря, коему есаул приносил на исследование оба кубка… Вам повезло, ибо есаул не рискнул оставить оба сосуда на попечение лекаря. А теперь признайтесь, куда вы дели оставленные под его присмотр истинные органы Александра?
— Я уничтожил их… — с ненавистью в голосе признался Мэквилл.
— Надеюсь, не псам, как это принято у варваров?
— Отстаньте! — огрызнулся доктор, потеряв самообладание.
— Так я и думал. Как это в вас, джентльменах, уживается высокая образованность и лощеные манеры с поступками самого низменного свойства?!
Мэквилл засуетился. Прозоров поймал его взгляд, направленный на стоявшие в простенке большие часы. Полковник встал из-за стола и подошел к ним. Часы не шли. Алексей Дмитриевич взялся рукой за стрелку и двинул ее вправо. На цифре «6» что-то внутри часов стукнуло, дрогнула дверка передней панели, приоткрылась. Прозоров потянул ее на себя. Часы искусно маскировали нишу в стене, которая вела, очевидно, на задний двор.
— Вот как! Вы предусмотрели и это… Поздно, доктор! У вас нет ни малейшей возможности ускользнуть.
Мэквилл кинулся к окну, рванул штору и увидел возле своего дома карету и стоящего рядом с ней Годефруа.
— У вас нет и шанса, — повторил Прозоров.
Мэквилл понял, что окончательно проиграл.
— Что еще надобно, вам? — спросил он безнадежным тоном.
— Я мог бы на этом закончить, но ведь у вас есть дети… Стоит ли брать на душу чужой грех и тем окончательно пятнать себя в их глазах! Я готов поверить, что не вы затевали убийство императора. Но кто?
…Час спустя Прозоров вышел из дому и сел в карету. Годефруа хотел было удовлетворить свое любопытство, но в этот момент откуда-то сверху раздался выстрел.
— Господин полковник, это там!.. — поручик высунулся из окна кареты и показал на окна квартиры, из которой только что вышел Прозоров.
— Стреляют? — без всякого удивления переспросил полковник. — По-моему, вам это просто послышалось. Прикажите кучеру трогать. К заутрени мы должны быть в Селе!..
Царское Село, 1 октября 1827 г.
Не доезжая полуверсты до царского дворца, Прозоров остановил карету. Прежде чем выйти из нее, он вручил Годефруа письмо.
— Сударь, вы были мне добрым телохранителем и другом, так исполните мою последнюю просьбу. Скоро я буду у императрицы. Ее величество крута нравом, судьба моя непредсказуема. В случае моего ареста сегодня или в последующем под любым предлогом езжайте в Москву! Отдадите письмо митрополиту Филарету. Возможно, мы больше не встретимся. Прощайте! — Полковник обнял поручика и быстро, не оглядываясь, пошел в сторону дворца.
Камердинер ее величества принял от Прозорова записку. В ней было всего несколько слов. Не прошло и четверти часа, как полковника попросили проследовать в Зубовский флигель. Вид у Алексея Дмитриевича был не из лучших: платье помято, лицо осунулось от бессонной ночи. Увидев императрицу, он забыл о субординации:
— Ваше величество, не совершайте опрометчивого поступка!
— В чем дело, полковник?!
— Нападение наших кораблей на турецкую эскадру неизбежно. Операция секретная! От ее исхода зависят судьбы Валахии, Сербии, Молдавии… Греки будут вот-вот свободны.
— При чем здесь я? — Мария Федоровна весьма искусно выразила недоумение.
— Ваше величество, я — солдат и обязан докладывать государю… Но ситуация слишком щекотливая. Затронута ваша честь!
Сердце императрицы екнуло. Неужели вчерашний сон сбывается? Судя по всему, полковник настроен решительно.
— Вы говорите загадками… и эта ваша записка… Почему вы не уведомили меня заранее?
— Ваше величество, у меня нет времени. Вообразите, что Мэквилл открылся — и тогда вам все станет ясно.
Императрица прикусила губу. Она была суеверна и поэтому посетовала на себя за то, что одела сегодня платье, в котором последний раз принимала Мэквилла. Как ни трудно было ее положение, она не собиралась сдаваться.
— Вы, полковник, из тех, кто поверил бредням сумасшедшего!
— Ваше величество, вы недооцениваете меня. Но, поверьте, я пришел к вам как друг!
Императрица вспыхнула:
— Здесь только и говорят, что о дружбе… Еще никто не приходил, чтобы заявить о войне. Кстати, вы верите в дружбу королей? — спросила она с чисто женской непосредственностью.