О личных впечатлениях самого короля после победы под Нарвой никаких письменных свидетельств не осталось, что удивительно, так как он не мог не написать об этом своей младшей сестре. В официальных реляциях сообщалось, что Карл XII во время сражения находился «...в местах, где сильнее всего стреляли и бились врукопашную», чтобы на коне и в пешем строю вести за собой пехоту и кавалерию, подвергая таким образом себя «...всем опасностям, которым подвергались его рядовые солдаты». Очевидцы говорили, что король вел себя под Нарвой не как разгоряченный лейтенант, ищущий себе приключений в самых горячих точках боя, а как разумный военачальник, появлявшийся там, где было необходимо, чтобы своим словом верховного главнокомандующего помочь делу. Он не был со своими драбантами у Камперхольмского моста, где они пытались перерезать противнику пути отступления, а оставался перед русскими окопами с лейб-драгунами, предупреждая опасность активизации частей генерала Вейде на южном фланге. Вместе с драгунами он прогонял выбежавших на поле русских обратно в окопы. Позже, когда он сделал попытку перебраться в занятый русский лагерь, он, объезжая кучу убитых и раненых, провалился в окоп, наполненный водой, и потерял в нем шпагу и один сапог. Распорядившись о подавлении сопротивления в импровизированном русском вагенбурге, он восполнил необходимое для всадника снаряжение и удалился на другой фланг поля битвы. Когда Карл после боя снял свой галстук, из него выпала застрявшая мушкетная пуля — первая из тех пяти, которые, напевая «любимую его музыку», будут удостоены личной встречи с ним. Вторая пуля нанесет ему визит девять лет спустя.

Без сомнения, пишут многие историки, личная роль короля во время Нарвского сражения в целом была минимальной и заключалась в наблюдении за ходом боя. Это вполне объяснимо и понятно: король едва достиг минимального офицерского возраста, он никогда не сдавал экзаменов в Карлбергской военной школе, ни разу еще не проходил офицерской аттестации, не воевал в армиях других европейских государств и вообще не имел никакого военного образования и подготовки, то есть для признания за ним авторитета полководца многого еще не хватало. Так, впрочем, происходило и с другими знаменитыми полководцами, которые приобретали воинский опыт и мастерство постепенно, только Карл, в отличие от всех них, не только не достиг преклонных лет, но едва вышел из юношеского возраста. Наполеон проявил свои военные способности в двадцать семь лет, хотя, конечно,если бы он был королем, как Карл XII, то не исключено, что он отличился бы намного раньше.

Главные лавры победителя при Нарве, несомненно, принадлежали генерал-лейтенанту Реншёлвду, Это знала вся армия, и этого никогда не пытался отрицать сам Карл. Впрочем, представить себе Реншёльда в роли непререкаемого ментора, диктовавшего королю свои ценные советы, а короля — в роли скромного ученика, кивающего в знак согласия головой, тоже совершенно абсурдно. У Карла был другой характер, у него на все имелось свое собственное мнение и особенно — в делах военных. Несомненно, Реншёльд многое дал королю, а король многое от него воспринял. Ни то ни другое не умаляет заслуг обоих полководцев.

... На третий день после сражения Карл XII с драбантами, под радостные возгласы жителей и гарнизона, торжественно въехал в освобожденную Нарву, которая из совершенно неизвестного городка сразу превратилась в город всемирно-исторического значения. Король вошел в церковь, «...где он пал на колени и возблагодарил Бога за дарованную ему и его народу победу».

Пока Европа переваривала шокирующее известие о победе Швеции и напропалую славословила по поводу гения новоявленного «Александра Севера», победителю приходилось заниматься самыми прозаическими делами. Несомненно, он пребывал в прекрасном расположении духа и имел для этого все основания, но он не был предрасположен к восторженной шумихе и звукам фанфар, а упиваться нежданно-негаданно свалившейся на него славой он еще не привык и если делал это, то тайком от других, никак не проявляя своих чувств внешне.

Первой заботой Карла стала армия.

Когда опьянение победой прошло, наступило похмелье. И само состояние армии, и перспектива для нее выглядели не совсем светлыми. Победа досталась ценой определенного напряжения — мы помним, в какой спешке и при каких финансовых проблемах происходила подготовка экспедиции. Ох уж эти финансы — вечная проблема всех шведских королей и полководцев, вынужденных напрягаться до последней кроны, до последнего эре, чтобы добиться желаемого результата! Конечно, если бы страна оставалась в своих естественных границах, таких проблем бы не возникало. Но Швеция — vivitur ex rapto!— стремилась к экспансии, и ее более чем скромные ресурсы, как мы указывали выше, все время вступали в противоречие с грандиозными замыслами ее королей. Английский историк М. Робертс, например, придерживается того мнения, что Швеция в 1700 году была не в состоянии осуществлять широкомасштабные наступательные операции, хотя была хорошо подготовлена к обороне.

Русских прогнали из Нарвы, русские ушли сами из пределов королевства — Ям и Копорье, разоренные дотла, вообще были брошены на произвол. Тройственный антишведский союз лежал в руинах. Не настигнутый местью шведского короля саксонский курфюрст и польский король Август II пребывал в состоянии прострации и с ужасом думал о надвигавшейся на него опасности. Казалось бы, все складывалось великолепно: Дания укрощена, Россия разбита — живи и радуйся! Но радоваться было нечему: шведская армия находилась если не в состоянии деградации, то, во всяком случае, на грани развала и гибели. Как всегда, причина была прозаична и проста — не хватало денег, еды, амуниции, обуви, одежды. И если бы не неожиданный «подарок» со стороны русских ротозеев, после битвы все еще гнавших по Чудскому озеру провиант для царя Петра под Нарву, то шведам пришлось бы совсем худо. Целая флотилия из 120 баржей с порохом, свинцом и солониной на борту совершенно спокойно причалила в назначенное на севере озера место и... попала в объятия проголодавшихся свеев.

Все дело было в том, что в округе, разоренной войной, нельзя было достать не только глотка вина или куска мяса, но и куска хлеба. Карл XII приказал своим провиантамейстерам в поисках съестных припасов прочесать близлежащие деревни, в том числе и русские, обещая хорошие деньги, но шведы вернулись ни с чем: деревни были пусты, эстонцы разбежались, а русских царь Петр заблаговременно вывез, дабы не искушать их шведскими деньгами. Скоро лошади шведской кавалерии стали глодать кору деревьев, а люди, как медведи, «сосать лапу».