Как на австрийского, так и на французского посла моральное и физическое состояние шведского воинства в Лаисе и положение прибалтийских провинций в целом произвели самое удручающее впечатление [62] . Возвращавшийся в Вену посол императора Леопольда I уже не уговаривал Августа пойти на мир с Карлом, а, наоборот, укреплял его в целесообразности ведения военных действий с еще большей силой. Вот что сообщал граф де Жискар в Версаль в своем отчете королю Людовику XIV: «Дворяне трех провинций Лифляндии, Эстонии и Ингрии недовольны шведским правительством, которое, отняв у них большую часть привилегий и имущества, все равно относится к ним с недоверием, считая их тайными врагами. Уже полгода у них без всякой оплаты и обещаний оплатить забирают все для снабжения войск, так что они ожидают только подходящего момента, чтобы восстать, и открыто высказывают сожаление о том, что в прошлом году королю Августу не удалось глубже проникнута в страну... Уже год находящиеся здесь военные не получают жалованья... никаких больниц здесь нет, не хватает провианта и амуниции... Солдаты то получают в избытке плохой хлеб и солонину, то не получают ничего вовсе... Болезни не прекращаются, а, наоборот, усиливаются, смерть не щадит никого, включая окружение короля: его кузен Адольф скончался два дня тому назад, слуга короля умер в шкафу, не вызвав у него ни сожаления, ни удивления; умирают священники, врачи, фельдшеры; почти ни один раненый под Нарвой не вернулся в строй, в большинстве полков к выступлению готово не более одной трети личного состава. Король за три месяца никак не может собрать больше шести тысяч солдат».

Оценку де Жискаром положения в Прибалтике, пишет Ф. Ф. Карлссон, вряд ли можно считать преувеличенной — ее по всем пунктам подтверждают шведские архивные документы того времени. Историк, в свою очередь, приводит пример одного крестьянского восстания в Лифляндии, на усмирение которого были посланы два полка регулярной шведской армии. С Лифляндией шведы обращались как с вражеской территорией. Уже на этом этапе стало ясно, что предстоящая война была не по силам стране, и об этом пытался сказать королю граф Оксеншерна, об этом робко говорили и в окружении самого короля. Мир с Августом был для Швеции настоятельной и объективной необходимостью.

Карл XII предпочитал всего этого не замечать, а свои зимние «радости» в Лаисе время от времени перемежать военными действиями. Вновь испеченного генерал-майора Стенбока с отрядом в 600 человек послали на восточный берег Чудского озера с задачей напасть на город Гдов, но, обнаружив там сильный отряд русских, генерал вернулся домой ни с чем. Больше повезло генерал-майору Якобу Спенсу, которому, согласно шведским историкам, со своей кавалерией удалось окружить лагерь русских в Печорах, сжечь его и перебить его обитателей. В качестве трофеев были взяты большие запасы амуниции и продовольствия. Карл XII выехал в инспекционную поездку вдоль русской границы и приказал усилить ее дополнительными войсками и укреплениями.

Неудачный рейд Стенбока послужил поводом для злорадства других генералов Карла: граф К. М. Поссе в письме к брату в Швецию сообщил, что «...на этот раз Магнус деньги не получил». Основания для такого сарказма у коллег Стенбока были: генерал был жаден до денег и не гнушался ничем, включая московские деньги, деньги, выигранные в карты у Карла XII, лисьи шубы и прочую рухлядь, которые он регулярно продолжал слать любимой супруге Еве. Сквалыжничать и доносить обо всем этом королю было не принято, Карл этого не любил, поэтому шведы сплетничали и злословили по поводу друг друга потихоньку, в тесном кругу друзей и единомышленников.

Кстати, об офицерских нравах в шведской армии можно судить по следующему примеру. Подполковник Якоб Грундель, сводный брат фельдмаршала Грунделя-Хельмфельта, завел в Истаде любовницу, которую он в беременном положении «устроил» замуж за какого-то гражданского чина. Гражданский чин, убедившись в том, что не является отцом ребенка, затеял развод и пожаловался на женатого подполковника церковным органам и военным властям. Нравы в стране, а в армии в особенности, при Карле XII были строгими, король, как мы уже знаем, не терпел вокруг себя «аморальщины», и по делу Грунделя начали следствие. Ситуация осложнилась еще и тем, что подполковник нагрубил своему начальнику — все тому же Магнусу Стенбоку, и против него завели еще и дисциплинарное дело. Смертная казнь была неминуема, и покорителя женских сердец посадили под стражу. Впрочем, до казни дело не дошло, виновного перевели в другой полк, и он еще долго воевал с королем в Польше и других местах.

Амурные дела, карточные игры и дружеские попойки в среде офицеров шведской армии были явлением вполне заурядным. Чем же еще можно было заниматься во время долгих постоев?

Так проходила зима в Лаисе. Стали уже формироваться общества по интересам. К примеру, французский посол де Жискар «сколотил» дипломатический «кружок» и вращался в обществе О. Веллингка, А. Хорна, К, Г. Врангеля и графа К. Г. Пипера, заменившего теперь больного Т. Пулюса на внешнеполитическом поприще и сосредоточившего в своих руках фактически все управление Швецией, нашептывая им старую песню про мир с Августом. М. Стенбок и К. Г. Реншёльд ни с кем в близкие отношения не вступали, осчастливленные обществом короля, и старательно играли роль добрых ангелов-хранителей, ограждая молодого Карла от дурного влияния. «Другие так и норовят его проглотить, — доверительно сообщал Стенбок супруге Еве, — но надеюсь, Бог сохранит его».

Молитвы Магнуса Стенбока пока оказывались эффективными. Бог хранил короля для новых подвигов. Время «вина и роз» в Лаисе заканчивалось, из Швеции прибывали новые подкрепления для армии, в числе которых был Уппландский полк под командованием полковника Адаме Людвига Левенхаупта (Левенгаупта), и Карл XII уже нетерпеливо замечал, что «...пора что-нибудь предпринят». В необходимости «что-то предпринять» убеждала короля недавняя встреча Петра с Августом в Биржах. Его враги не успокоились и продолжали накапливать против него силы.

Вновь прибывшее из Швеции пополнение насчитывало около десяти тысяч человек, и король был доволен: с такими силами можно было отправляться «в гости» к польскому королю. «Здесь, слава Богу, начинает пахнуть летом, — сообщил он младшей сестре 30 мая 1701 года, — и с Божьей помощью надеемся скоро выступить и приступить к нашему ремеслу опять». Саксонцы уже больше года стояли под Ригой, и хотя особых успехов они не добились, но кое-какие приобретения сделали, включая небольшую крепость Дюнамюаде в самом устье Двины, которую они в угоду своему королю с большой помпой поспешили переименовать в Аугустусбург.