Шрифт:
Многие дети нашей страны, да и взрослые тоже, выжили в войну лишь только потому, что умели питаться от земли, от леса, от лугов и полей. Что будет с нашими детьми, если нас снова постигнет такая же беда? Ведь с проектами питания не стало лучше, а даже наоборот. Ныне и в сельской местности дети, да и взрослые тоже, питаются зачастую из магазинов и столовых. «Забывчивость» эта, пренебрежение «земной наукой» может очень и очень дорого обойтись всем нам.
Нужно как можно скорей вводить в школьные программы уроки природоведения, и не просто уроки с бесконечной говорильней и со стишками: «Птицы солнышка ждут, птицы песни поют, а восток всё горит-разгорается...»
Надо науку о природе делать практически, водить детей в лес, на поля, в сады и огороды и там показывать, как и что называется, кого едят и с чем, чем можно отравиться, а чем нельзя, что помогает от живота, ревматизма и просто от дури. Лучше бы всего такие сады, огороды и опытные делянки иметь возле школ, засадить их своими руками.
Я не раз бывал в школах, где есть приусадебные участки или кедровые и сосновые рощи, посаженные и хранимые учащимися, и свидетельствую: в этих школах больше порядка и лучше успеваемость.
Пока Академия педагогических наук занимается подготовкой программ и всевозможных законов, можно и нужно дать учителям возможность преподавать свой предмет более самостоятельно, и тогда дурь учительская, их бестактность и малая подготовленность сделаются более очевидными. А то получаются педагогические парадоксы — я знал учительницу, мою односельчанку выросшую на природе и от природы — она водила учеников в лес и показывала им травы, цветы, растения, говорила, что как называется, что съедобно из грибов и растений, учила их сочить сок, не губя деревьев, добывать корни саранок и других цветов, не повреждая растения, и при этом читала детям стихи, приводила примеры из литературы. А её уволили, проводили на пенсию как малограмотного педагога те, кто лишь только-только окончил институты и четко знает «методику» преподавания!
Кстати, сам я учился русскому и литературе в игарской школе у преподавателя Игнатия Дмитриевича Рождественского, будущего известного сибирского поэта, который, в нарушение методик, обязательно на каждом уроке оставлял 10—15 минут для чтения вслух и тем самым научил нас слушать и читать, а некоторых, в их числе и меня, преданно и вечно любить литературу.
Виктор Астафьев, лауреат Госпремии РСФСР и СССР
1981 год
21 января 1981 г.
(Адресат не установлен)
Дорогая Галя!
Уж такая ты прелестница писать письма, почти как моя Марья, откуда чё и берётся?!
Я по-прежнему живу один, и поскольку эта воля мне впервые в жизни, не могу ей нарадоваться и сожалею, что раньше почему-то за неё не боролся. А тут ещё погода моя, родная — мороз и солнце, действительно, чудесно! Я впервые за много зим, без обострения, гриппа, соплей и кашля. Так ли хорошо, что и боюсь иной раз — проснусь: всё кончится!
Налаживается помаленьку и в Вологде всё. Марья Семёновна поправляется, Андрей, по её «стопам» попавший с аппендицитом на операцию, уже дома, Витенька ходит в садик. И вообще, у меня ощущение такое, что врозь нам уже лучше. Но может, и обманчивое, может, и мираж.
Тут меня сердце прихватило недавно, лежу один, воды и капель подать некому, покуражиться не над кем, тоже хорошего мало, но ты это знаешь лучше меня. Вот отлежался и начал дальше работать. Только жадность на работу огромная, а сердце уже не то и очи. Жадность и сердце как-то не так уж ладят, как прежде. Тут написал за один присест 28 страниц, морда раскалились, голова разболелась, спать не могу, трясёт. И назавтра сердце прихватило, да с болью, А каков рысак был! Как-то написал в один присест «Коня с розовой гривой» — работал от шести утра до шести вечера, и мало потом правил. Как-то написал за три дня 120 страниц черновика «Пастушки», но так свалил всё в кучу, что много мест потом выправлял.
Очень угнетает кухня и почта. Нашёл бы домработницу, да Марья никого не потерпит в доме, кроме себя. А в столовку ходить не привычен и, вообще никуда не привык ходить. Домосед. Красноярцы в шоке — думали, я буду бродить по городу, выступать, встречаться с массами, колобродить, кушать в ресторанах и развлекать умственными разговорами вельмож, а он спрятался в лесах, притаился, навозит себе корма на неделю и скорее за стол?! Непонятно!
Ещё меня пока мало графоманов нашло, но рукописи всё же шлют. Ещё мало трещит телефон, и я знаю, что это всё временно, вот и тороплюсь хотя бы «Зрячий посох» закончить.
И читаю маленько, пусть и через силу, перенапрягая своё единственное глядело. Очень мне не понравился «Выбор» Бондарева. Какой слабый роман! Как он далёк от народа и его истинных нужд! А стиль какой высокомерный. И чем больше автор стремится выглядеть аристократом, тем более лезет наружу лоскутная, претенциозная провинция... Роман подтасовочный, недобрый. Где это было в русской литературе, чтоб мать не подошла ко гробу единственного (!) сына?! А уж вся война так дурно написана в книге, что покойный Курочкин изорвал бы в клочья журнал...