— Господи, Шива, извините, пожалуйста. Мы с вами поговорим, и я сразу позвоню заведующему кафедрой, поставлю его в известность. Кошмар какой.

— Скажи, чтоб он лично подложил шутиху кому надо. Жаль только, я лично не смогу присутствовать.

— Если понадобится, я сам с ними встречусь.

— Хотелось бы, Томас. И, переходя к более приятному, должен сообщить: я затеваю новое предприятие. В настоящее время оно держится под большим секретом, но с тобой могу поделиться следующим. Это большое дело. Глобальное. И участие в нем ничего не стоит. Лондон — я пробыл там только сутки — в совершеннейшем восторге. На Уолл-стрит у всех тоже потекли слюнки. И если тебе удастся запалить ту шутиху и быстренько доставить мне бумажонки, то, думаю, я преподнесу Вашингтонскому университету свой подарок. Мы планируем устроить публичное размещение акций в июне. Люблю июнь. Подходящий месяц для первичного открытого размещения акций, судя по моему опыту, и если начнем, к примеру, в полдень, ставь последний доллар, что закончим к полуночи. Удвоим капиталы! Тогда Сол Беллоу будет у нас в кармане.

— Чудесно, — ответил Том, подумав: в действительности он сейчас нуждается, и срочно, в тридцати пяти тысячах долларов наличными для оплаты пребывания Скотт-Райса в стране. Сумма внезапно и грозно показалась больше, нежели в тот момент, когда Том позволил Дэвиду на себя надавить. Однако университетские бюрократы явно разозлили Шиву, и сейчас именно университету предстояло раскошеливаться, независимо от того, скоро ли обещанный Рэем подарок обернется звонкой монетой.

— Эх, после Лондона я пребываю в отличном настроении, и даже недоумкам из вашего отдела развития не выбить меня из колеи. Говорю тебе, Томас, Лондон в восторге. О! Просвет в облаках…

Связь оборвалась, как почти всегда получалось в беседах с Шивой, и фраза повисла в воздухе. Впрочем, кладя трубку, Том услышал там, на другом конце, далекий, но отчетливый вой, сопровождавшийся бешеным «уа-уа-уа» сирены. Подумал с тупым безразличием: пожарные машины обычно не летают на высоте 39 000 футов над Вашингтоном.

Следующие несколько минуту него в голове творился какой-то пинбол, катались шарики и мигали лампочки. Вот последний шарик закатился наконец в гнездо, и Том удивился тому, сколь мало он удивлен. Существование Шивы всегда казалось ему недостаточно реальным. Теперешнее же разоблачение фальшивой не-реальности Рэя стало желанным подтверждением того, что скептицизм Тома иногда — не считая случаев с Бет — приходится кстати, хотя бы чуть-чуть. Жаль одного: не достало смелости пустить по радио свои давно возникшие сомнения относительно мажорно-помпезного Шивы. Но здесь, в городе, где деньги и впрямь растут на деревьях, Рэй по сути своей не более нереален, чем Джефф Безос, или Стив Литвинов, или Пол Аллен [168] , или Говард Шульц.

Том поднялся наверх — написать Бернарду Голдблатту, потом Дэвиду Скотт-Райсу.

«…кажется, всех нас провел фантазере мобильным телефоном. Нет, нельзя сказать: он — мошенник, хотя, возможно, у него есть зуб на университет. Мне этот человек представляется безработным программистом, сидящим где-нибудь в Силиконовой долине и выдумывающим „модели предприятий“ для несуществующих интернет-компаний. Вероятно, он сам в них верит, как и в то, что действительно собирается преподнести нам подарок — если только ему удастся состыковаться с нужным предпринимателем-авантюристом и заработать миллионы, миллиарды долларов (его собственное выражение). Увлечение литературой, пусть очень наивное, по-моему, достаточно искренне в нем. Он явно весьма изобретателен, и я не понимаю, почему к нему и вправду не стекаются миллионы. Видимо, так уж сложилось.

Я действительно думаю, в данном случае нам уже не на что надеяться. Когда послышалась пожарная сирена, я убедился в том, о чем давно почти догадывался, хотя и малодушно молчал. У нашего великого благодетеля нет за душой ни гроша».

Пока он набирал текст, пришло электронное письмо от Бет, озаглавленное «Fw: Финн» [169] .

«Из-за этого Чикагского кризиса мне торчать на работе всю ночь. Сможешь забрать Финна сегодня вечером из офиса? Прочти ниже».

«Ниже» следовало послание от Мидж, директрисы «Стебелька»:

«Бет!

Я побеседовала с доктором Юсбио. Осмыслив особые обстоятельства вчерашнего происшествия в туалете для мальчиков и учитывая нынешнюю ситуацию в семье Финна, мы решили разрешить ему посещать детский сад, но при определенных условиях.

До того, как ребенок поступит в нулевой класс в сентябре, он будет находиться здесь с испытательным сроком. В случае повторных агрессивных действий мне придется поднять вопрос об исключении, причем внесенная месячная оплата вам возвращена не будет.

Благодарю за сотрудничество (должны же мы заботиться и о других детях!!!)

Мидж:-)»

Сначала Том ничего не понял. Потом вышел из себя. Он не знал, кто злит его больше: жена или эта так называемая воспитательница, чья улыбающаяся рожа давно просит хорошей затрещины. Поразмыслив, Том решил, что все же больше сердит на Бет — она даже не сообщила, какое, черт побери, происшествие послужило поводом для гнусного письма. Полез в карман рубашки, достал измятую сигарету, положенную туда еще у Тэтчеллов за ужином.

Спичек нет.

С драгоценной сигаретой в зубах Том спустился вниз, собираясь прикурить от газовой плиты.

Когда он поравнялся с парадной дверью, вошел Чик.

— Проблемы! — прокомментировал подрядчик с убийственным удовлетворением в голосе.

— Так просто, — говорил Финн.

— Ну была же какая-то причина, Финик.

— Спенсер — дурак, — только и повторял мальчик.

Они застряли в пробке на Первой, прямо напротив входа в Белгрейв Пуант. В магазинах и ресторанах зажглись огни, в густеющих сумерках их залы стали похожи на многочисленные сцены с декорациями. Финн отвернулся, рассматривая витрину галереи, торговавшей дорогими индейскими подделками, выглядевшими сплошным китчем. Напротив ярко освещенной витрины с Гром-птицами [170] , жуткими масками, расписными сундучками и «ловцами снов» стоял и три женщины, одна из них оживленно жестикулировала.