Шрифт:
Когда Том сел за компьютер и попытался ввести электронный адрес, пальцы, казалось, нажимали на клавиши, абсолютно не повинуясь мозгу. Выходило и «wsw», и «wwe», и «wqw», пока не настучались три полагающиеся «w» подряд. Вот, даже стандартное «www» еле-еле далось. Сайт «Стрэйнджер» загружался неимоверно долго и мучительно. В конце концов прыгающие цветные квадратики оформились в набросок, выполненный художником-полицейским. Рисунок помещался на экране рядом со старой фотографией актера Джерри Бауэра с суперобложки «Немногих» и заголовком «БРЕМЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ЛОЖИТСЯ НА ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКИЕ ПЛЕЧИ?». Черные жирные буквы были стилизованы под тюремные решетки. Над перечнем разделов сайта находился подзаголовок: «В ходе поисков пропавшей девочки подозрение падает на известного преподавателя литературы из Вашингтонского университета».
— Господи мой Боже.
Том щелкнул мышью по соответствующей ссылке. Микроскопические квадратики за стрелкой и песочными часами перегруппировались в еще один снимок, довольно некачественный, запечатлевший Тома в таком положении, что создавалось впечатление, будто он грабит собственный дом. Неуклюжая фигура в длинном пальто наклонилась вперед с какой-то шутовской осторожностью и делает широкий, почти через все крыльцо, шаг по направлению к парадной входной двери. Совершенно непонятно, откуда фотография взялась. Сфабриковали в лаборатории? И тут Том догадался: его сняли исподтишка, когда он высоко поднимал ноги, преодолевая недостроенное крыльцо и перешагивая через спутавшиеся полоски красного скотча, оставленного Чиком. Но судя по фото, человек в злодейском черном пальто вполне мог сжимать в руке револьвер, а на плече тащить мешок с награбленным добром.
Том покрутил колесико мыши, пробегая глазами сопровождающий снимки текст. Взгляд выхватывал ужасные слова. «Преподаватель-литератор из Вашингтонского университета, чудаковатый европеец, регулярно выступает по Национальному государственному радио в программе „Все учтено“». Боже! «Надменный», — характеризовал его один студент, фамилия которого не называлась, и другой вторил: «высокомерный». «Тяжеловесные подражания викторианской прозе, производящие удручающее впечатление». «Оказывал студенткам нежелательные знаки внимания во внеаудиторное время». Возмутительно! Нельзя же писать такое, черт, да он в суд на них подаст! Неизвестно каким образом газетчики вызнали второе, никогда нигде не упоминавшееся имя Тома, Бодог [149] , перевели как «Счастливчик» и влепили в следующий, набранный жирным шрифтом подзаголовок «Счастливчик Том». Ублюдки бесстыжие.
149
От венг.bodog — радостный, счастливый.
«Подозреваемый».
«Облава на Саммамишского душегуба продолжается в течение двух лет».
Опять — «подозреваемый».
«…за неестественным, надуманным поведением скрывалось…»
За всю свою жизнь Том не переживал ничего, что могло хотя бы отчасти подготовить его к случившемуся. От самой беспрецедентности творящегося кошмара закружилась голова. Нечто похожее можно было лишь вообразить. Во время полетов через Атлантику, после чуть теплого ужина и второго стаканчика коньяка, когда перед просмотром фильма опускались жалюзи на всех иллюминаторах и маленькая лампочка над головой тускло освещала раскрытую книгу, Том частенько рисовал мысленно следующую ситуацию. В гудение мотора, напоминающее урчание стиральной машины, внезапно вклинивается голос командира экипажа. С профессиональным хладнокровием и с акцентом уроженца среднезападных штатов он объявляет по радио: «Дамы и господа, с прискорбием сообщаю: в приборах обнаружены серьезные технические неполадки. Просим вас немедленно пристегнуть ремни и принять положение, указанное на схеме, находящейся в кармане впереди стоящего кресла. Да не оставит нас Бог, давайте же вспомним о нем в эту минуту. Благодарю за внимание». Что-то в этом роде сейчас и творилось, но с единственной разницей: нельзя просто погрузиться в книгу и прогнать наваждение. Оно здесь, вот оно — то самое.
«…поведение, по словам студентов, „необъяснимое“».
Том начал лихорадочно рыться в кошельке, причем половина его содержимого высыпалась на пол, отыскал в конце концов визитку Пола Нэйджела и набрал номер. Детектив ответил сразу.
— Безумие какое-то, — выпалил Том, — даже в голове не укладывается.
— Средства массовой информации довольно часто допускают подобное, — ответствовал Нэйджел, чей голос весьма напомнил того пилота из воздушных фантазий Тома. — Конечно, события развиваются не самым благоприятным для вас образом, но мы сделали заявление — вот все, что в наших силах.
— Кому вы сделали заявление? Что там говорится?
— Минутку, сейчас файл откроется, он у меня здесь, в компьютере…
На экран же собственного компьютера Том читал: «Нет ли возможного объяснения происходящему в курсе викторианской литературы, преподававшемся мистером Дженвеем два года назад? В списке литературы, рекомендованной студентам, значится „Странная история доктора Джекила и мистера Хайда“ известного британского автора начала XIX века, Роберта Льюиса Стивенсона…».
— Вот, читаю. Здесь немного. Слушайте. «Департамент шерифа округа Кинг считает нужным пояснить: вопреки утверждениям местной прессы, Томас Бодог Дженвей не рассматривается в качестве подозреваемого в похищении шестилетней Хэйли Топольски, однако остается лицом, представляющим интерес для следствия по настоящему делу». Если хотите, могу переслать вам по электронной почте.
— «Однако»? Что вы хотите сказать вашим «однако»?
— Я вас не совсем понимаю, Томас.
— Это же противительный союз! Он как бы отрицает, по крайней мере частично, значение всего сказанного ранее. Или же содержание предыдущей части предложения изменяется. Ваше «однако», использованное абсолютно не к месту, означает: «Он не подозреваемый — но». И любой человек воспримет как раз « но», а « не» проскочит незамеченным. Разве непонятно? Каждый, кто прочтет ту клеветническую дрянь в «Стрэйнджер», сейчас же подумает: «Ага, конечно, он подозреваемый и есть, просто у них пока улик недостаточно». Вам нужно обязательно переделать заявление. Прямо сейчас, пока оно не разошлось повсюду. Не употребляйте «хотя», завершите предложение, то есть поставьте там точку и…
— Так вас, значит, грамматика не устраивает.
— Не в одной грамматике дело — тут важен подтекст в целом.
— Профессор, в заявлении говорится, что вас подозреваемым не считают.
— Есть же «однако»! Даже не «но», а «однако», а так еще хуже.
— Мы могли написать «в качестве подозреваемого пока не рассматривается» или «не рассматривается в качестве подозреваемого в настоящий момент». Именно такая терминология обычно используется в подобного рода заявлениях, но в вашем случае мы решили ее не применять. Из-за той самой статьи. Наш департамент активно стремится нейтрализовать ошибочное мнение о вас, которое может возникнуть по вине прессы.