Когда Аллен вернулся в Нью-Йорк, они с Биллом не прекращали переписку. По следам Билла Аллен уже побывал в Южной Америке в поисках яхе (айхуаска), галлюциногенного гриба, который употребляют местные индейцы. Аллен, вокруг которого в джунглях кричали обезьяны и пищали москиты, получил от Билла несколько ободряющих писем, в которых он уверял, чтобы тот не волновался когда, обдолбавшись, кажется, что сходишь с ума, это нормально: «Нечего бояться. Vaya adelante (иди вперед – исп.). Смотри. Слушай. Услышь. Твое сознание айахуаски более ценно, чем “нормальное сознание”. Чье “нормальное сознание”? К чему возвращаться? Ты сейчас идешь по моему пути. Я знаю твой путь и уверяю тебя, знаю его лучше, чем ты». Эти письма и те письма, которые из джунглей писал Аллен, City Lights издало в 1963 г. как “Письма Яхе”».

По просьбе Билла Аллен прислал ему из Нью-Йорка грамм мескалина. Билл отправил ему «Уходящие минуты» и «Дезинсектора!» и продолжал держать в курсе их работы с «разрезками». Билл привык обсуждать в письмах к Аллену свои работы – так появилась большая часть «Голого ланча». Теперь Билл объяснял, как пишет свой новый роман «Мягкая машина». В письме от 5 сентября 1960 г. из Лондона он написал Аллену: «Я освоил технику “разрезок” только через год активных опытов. Не нужно держать материал для “разрезок”, который не нужен тебе в данный момент. Часто из целой страницы я использую всего одно-два предложения, все зависит от качества самого материала и целей, которые ты преследуешь этими “разрезками”. В “Уходящих минутах” и “Дезинсекторе!” я использовал “разрезки” целиком, тогда я еще не умел выбирать. И в то время меня больше интересовали “разрезки” как прием, который помогает понимать, насколько ценно то или иное слово. Для поэзии используется другой метод. К примеру, я пишу лист текста или лист стихов, потом я разрезаю его один, два или сколько понадобится раз. А потом я просто выбираю из всех частей то, что мне кажется наиболее ценным, просеиваю».

От Аллена к Биллу летали письма: вот Билл предлагает одолжить денег, Аллен – найти издателя для статьи Билла. В начале 1961 г. Аллен рассказал Биллу, что они с Питером Орловски собираются несколько лет провести в Индии. Сначала они хотели заехать в Париж, потом проехаться по Европе и посмотреть города и страны, которые не видели во время своего первого приезда, потом поехать дальше на Средний Восток, заехать в Западную Африку, Индию и в конце концов добраться до Дальнего Востока. Аллен сказал, что они с Биллом увидятся в Париже в марте.

Двадцать третьего марта 1961 г. Аллен с Питером отплыли из Нью-Йорка на «Америке» и через несколько дней прибыли в Гавр. Невзирая на холод и хлопья снега, небольшая группка людей собралась на причале, чтобы попрощаться, зная, что теперь они не увидятся несколько лет. Незадолго до отъезда Аллен получил от Билла письмо, в котором тот предупреждал, что после 15 марта его в Париже не будет: «Я уезжаю в Южную Испанию или в Танжер, может, там и увидимся? Или у тебя другие планы?.. Сейчас я хочу как можно быстрее вырваться из Парижа. Он мне не нравится. Да и никогда не нравился». Он просил Аллена писать ему в Бит Отель, откуда письма ему переправят. Скорее всего, это было спонтанное решение, потому что всего три дня назад Билл написал Аллену очень длинное письмо, в котором ни слова не было о том, что он собирается ехать, хотя в январском письме он и написал, что, возможно, скоро подастся на юг.

Брайон постепенно заменил Биллу Аллена и вот уже несколько лет занимался его делами, выполняя ту же роль, которую играл Аллен, – роль издателя, друга и советчика по деловым вопросам. Брайон страшился неизбежного приезда Аллена, а поскольку Биллу все равно надо было уехать из Франции, потому что его трехмесячная виза истекла, Брайон привел Биллу убедительные доказательства того, что он должен поехать в Марокко, а не, как обычно, смотаться на один день в Брюссель. Тогда Брайон сам сможет объяснить Аллену «разрезки», чтобы тот верно понял, над чем работает Билл. Билл согласился. Для него «разрезки были чем-то, что стояло над условностями, почти что новым видом психотерапии, способом, который помогал видеть вещи так, как они есть, без какой-либо ностальгии и сентиментальности. В письме к Аллену, с объяснением своей работы над «Мягкой машиной», он писал: «Здесь “боль”, это боль от того, что ты все знаешь. И это не мистическое “великое знание всего”. Я говорю о том, что ты постоянно понимаешь все, что происходит вокруг. Смотри вокруг, а не вовнутрь. Не разговаривай с самим собой. Не занимайся самоизучением. Ты не пуп земли, оторвись от себя. Смотри в космос. Что значит: брось все привычки. Слово привычка. Привычка к себе, к своему телу. Брось джанк и живи без него. Знание всего, что происходит, равно знанию о том, что такое мировая боль равно “разрезке”».

«Разрезки» изменили Билла. Ему стало казаться, что понять, что на самом деле говорит человек, можно, только «разрезав» его слова и постигнув их тайный смысл. После того как он долго работал со словами, фотографиями и магнитофонными записями, он стал применять эту технику и по отношению к людям, он «разрезал» своих друзей и случайных приятелей, чтобы понять «кто же они такие», кто они на самом деле или, что еще более важно, чьи приказы они выполняют. Его глубокий интерес к сайентологии и специальность по антропологии, полученная в Гарварде, способствовали тому, что Билл смог отделить себя от старых друзей и холодно и методично «разрезать» их, что ужаснуло Гинзберга, когда они в конце концов все-таки встретились.

В этом смысле «разрезки» послужили прототипом для учения Антонио Гремски о возможности разборки текста, в то же время являясь еще одним примером того, как Берроуз пустился в самостоятельное плавание по морям, которые заинтересуют других людей гораздо позже. В «Тюремных записках» Гремски писал: «Начало любого развития лежит в осознании того, что же представляет из себя человек, и именно это “познание себя”, которое происходит с древних веков и продолжается поныне, награждает тебя огромным количеством черт, не оставляя места воображаемому, вот почему необходимо вначале создать это воображаемое». И в себе, и в окружающих Берроуз и искал это воображаемое.

В Париже мадам Рашу с радостью встретила Аллена и Питера. Они тотчас отправились к Брайону, чтобы узнать, что же здесь происходит. Брайон с Алленом были незнакомы, и Брайон стал сильно задирать нос. Аллену показалось, что тот напускает на себя ненужную таинственность и скрытность, словно знает какой-то великий секрет, но не говорит о нем. Про Билла Брайон сказал только, что тот уехал, чтобы с ним не встречаться, они продолжали разговаривать, и постепенно Аллен понял, что за те три года, которые он не видел Билла, с ним произошли какие-то очень серьезные изменения, стало ясно, что для Брайона и Билла «разрезки» – это не просто литературный прием. С Брайоном, который показался ему параноиком, Аллен решил общаться осторожно. Постепенно перед ним стала вырисовываться картина того, что происходило в Париже: гадание на зеркале и магическом кристалле, демонстрация психических сил, «разрезки», агенты, которыми кто-то управляет, использование Биллом огромного количества наркотиков (Брайон курил гашиш, но ему не нравился джанк). Аллен решил, что лучше всего выждать какое-то время и посмотреть, что происходит.