Федя спутался; потемнение разума, кажется, проходило, и он испугался, подумав, что больше не в состоянии выражать свои мысли. Однако никто, кажется, чересчур не удивлялся.

— И русский народ, — продолжал он потише, трогая себя за голову, — русский народ потому сейчас беззащитен, что Божья правда — выше «сейчас»…

— Не пойму я, — пожал плечами Белявский, — чем вам так не угодило «сейчас»… Почему бы не пожить здесь и сейчас? Буквально для разнообразия…

— Потому что «сейчас» — это мало для русского человека! Позорно мало! Пусть западный обыватель живёт для «сейчас» — ему, может быть, и достаточно, — а если русский пытается жить для «сейчас» только — это приводит к ужасному оскудению, измельчению… измельчанию: у меня есть пример, я сейчас дам послушать… Русский человек — гражданин вечности, призванный показать миру высшую правду!..

— Пия метанол, — аккуратно добавил Белявский.

— Пия… что?

— Метанол. Мы же только что слышали. Вы вообще поняли, что случилось с её отцом?

— Выпил спирта и умер.

— Какого спирта?

— Спирта. Неразведённого спирта.

— А-а, так вы не поняли ничего. Вы спрашивайте, если не понимаете. Она говорит: «вёз древесный спирт продавать». Обычный питьевой спирт — этиловый, этанол. А «древесный спирт» — метанол. Ядовитое вещество. От него слепнут и умирают. И тем не менее — пьют.

— Зачем?

— Очевидно, святого духа хотят! — засмеялся Белявский. — Взыскуют святого духа, аж трубы горят!..

Пьют, потому что спирт.

— Но его нельзя пить?

— Нельзя. Категорически.

— Они просто не знают, что это опасно?

— Все знают, ессесно.

— И всё-таки пьют? Как так, не понимаю…

— Умом Бурунди не понять. Это прекрасно, что вы не понимаете, Федя. Не надо вам понимать. Вы лучше любите русский народ… издалека. С Достоевским на пару… Как ваша фамилия, кстати? — спросил вдруг Белявский.

— К….шов, — удивился Федя. — При чём здесь моя фамилия?

— К….шов… Породистая фамилия. Звучит как дворянская: К….шов… Стоп, Фёдор К….шов: где-то буквально только что я встречал… в какой-то статье. К….шов — это был такой скульптор?

— Архитектор.

— Точно! В статье про сталинские высотки! Посохин, Руднев, Чечулин и К….шов. Он вам родственник?

— Дедушка, — неохотно ответил Федя.

— Ну во-от! — воскликнул Дмитрий Всеволодович. — Что и требовалось доказать! Высотки строил? Небось, премию Сталинскую получил?

— Две, — ответил Федя, отводя взгляд.

— Ну?! всё сходится!

— Что именно «сходится»? — спросил Федя с тоской. Он пришёл в себя, и на него навалилась усталость. Хотелось лечь и закрыть глаза.

— У бабки брат строил университет — копил плавленые сырки… Правда, что-то там она путает: плавленые сырки, мне кажется, всё-таки появились попозже… Люльки срывались — всё правда, срывались. Кто строил высотки? Кто строил здание МГУ? Зэки строили. И кого волновало, что люльки срываются?..

— Дедушка строил не МГУ —

— Не суть разница —

— Он строил дом на Котельнической набережной…

— Ах, дом на Котельнической? Под непосредственным присмотром Берии? Ещё лучше! Да неважно, разницы никакой нет: просто одним — Сталинские премии, а другим — плавленые сырки…

— Дедушка очень заботился о рабочих!..

— Я с почтением отношусь к вашему дедушке. С гораздо большим, кстати, чем к тем рабочим, о которых он, ни мгновения не сомневаюсь, заботился. Я просто вам расскажу сейчас, откуда у вас возвышенная любовь к народу. Откуда весь этот «божественный замысел», «высшая правда»… У вас откуда. У Достоевского тоже откуда. У всех откуда. Всё сейчас расскажу. Дайте мне ещё двадцать минут в интернете.

Смешно сказать: я когда пацаном был, пятнадцать лет, я мечтал всё, это самое, узконосые полуботинки. Знаете, сколько? Девять рублей. Это большие деньги по тем временам. Если бутылка водки стоила два рубля восемьдесят семь копеек. Вырезка, настоящая вырезка — три рубля! Рыбой всё завалено было: заходишь в магазин — изобилие! Коньяк был четыре двенадцать, тоже валялся запылённый — никто и брать-то его не брал…

А зарплата была у отца… скажу даже сколько: пятьдесят семь рублей. Во какие зарплаты были! Жили хреново, мягко сказано. Во многом нуждались — ну а что делать? Такова жисть.

И всё-тки было интересно. Приходилось выкручиваться как-то-либо, пути искать, доставать, приспосабливаться…

Я уже с детства был человек предприимчивый вот в каком отношении: я стал копить. Раньше у всех у ребят была мода: хотелось купить обязательно мотоцикл. Легковую — там даже речи не может идти об этом, купить. Это пожилого возраста ездили на машине. А молодёжь ездили на мотоциклах. Если мотоцикл купил, то это ты уже — во! — первоклассный парень. Ну, я копил-копил-копил — и накопил! Хотя вообще-то к технике равнодушен.