На протяжении 50 лет поражений маньчжуры сохраняли свои территории на континенте в неприкосновенности. Оккупация Цзяочжоу начала цикл агрессии. В течение недели русские военные корабли встали на якорь у Порт-Артура. Муравьев убедил царя в том, что тот должен опередить англичан на полуострове. 27 марта 1898 г. передача Порт-Артура России была оформлена в виде аренды на 25 лет. Полуостров был бесценным приобретением, потому что в конце Транссибирской железной дороги Россия получала выход к незамерзающим водам. В июле администрация Китайско-Восточной железной дороги получила право на строительство вспомогательной ветки — Южно-Маньчжурской железной дороги к Порт-Артуру.

Германия была удовлетворена действиями России и предвкушала их. Бисмарк указывал, что внутреннее недовольство в России может вызвать взрыв. «Было бы лучше для мира на земле, чтобы взрыв произошел в Азии, а не в Европе». Эта политика железного канцлера была одобрена кайзером, за учтивым отношением которого к царю и обещанием обезопасить западную границу «Ники» (в то время как тот продвигал цивилизацию на восток) скрывался замысел вовлечь Россию в конфликт с Японией. Граф Витте напишет через семь лет, что «Вильгельм II воспрепятствовал моей политике мирного проникновения и без аннексии» и, таким образом, был «автором русско-японской войны».

Вскоре после Симоносекского договора Франция получила удобное пограничное поселение и три торговых порта на границе Тонкина. В апреле 1898 г. она добилась уступки ей 200 квадратных миль (518 кв. км) на близком полуострове Кванчжу вместе с правами на железную дорогу между Тонкином и Юньнаньфу. Великобритания впала в немилость у Китая за отказ присоединиться к трем державам, вмешавшимся в отношения между Китаем и Японией. Так, она была лишена возможности предоставить заем для выплаты Китаем контрибуции (как это сделали Россия, Франция и Германия; заем обеспечивался бы доходами от будущих таможенных пошлин. — Пер.) и концессий железной дороги Пекин — Ханькоу, которые были переданы бельгийцам благодаря французскому и русскому влиянию. Правда, лондонский капитал главенствовал в Пекинском синдикате, образованном в 1898 г. для эксплуатации угольных месторождений Шаньси, самых богатых на Дальнем Востоке.

Хотя Англии угрожала война в Южной Африке [277] , она не могла взирать равнодушно на продвижение России к Желтому морю. Спустя месяц после захвата Порт-Артура английские корабли вошли в Вэйхайвэй прямо через залив Чжили. [278] Он был отдан Англии на период, пока Россия оставалась в Южной Маньчжурии. Одновременно Великобритания взяла в аренду Новые территории — 400 квадратных миль (1036 кв. км) континента напротив Гонконга — на 99 лет, чтобы уравновесить французскую оккупацию залива Гуанчжоу. «Ни одна большая страна не испытала такого унижения за шесть месяцев, как Китай».

Захват китайской территории сдерживался серией соглашений о неотчуждении: Франция получила обещание, что Китай не уступит остров Хайнань другому государству. Великобритания получила сходное заверение, касающееся уступок в долине Янцзы. Япония добилась гарантии неотчуждения провинции Фуцзянь, находящейся напротив ее колонии Формозы.

Когда Италия потребовала передать ей залив Саньмэнь у юго-восточного побережья, Япония поддержала Китай, ответивший отказом. В конце 1900 г. США было отказано в праве организовать свою военно-морскую базу в заливе Самса. Державы, добившиеся успехов в Китае, пошли на взаимное согласование своих позиций: соглашение 1898 г. подтвердило доминирующее положение Великобритании в долине Янцзы и Германии в провинции Шаньдун и на равнине Желтой реки. Более позднее соглашение Скотта-Муравьева предусматривало, что Россия не будет добиваться железнодорожных концессий в долине Янцзы, если Великобритания сделает то же самое в отношении территории к северу от Великой стены.

К концу века Маньчжурская империя стала противовесом в балансе сил западных держав. Каждый большой европейский военный флот имел базу в Китайских морях. США не участвовали в захвате китайских территорий. Однако знаменательно, что эскадра адмирала Дьюи прибыла в Гонконг в начале 1898 г., за четыре месяца до того, как кубинский кризис привел к войне с Испанией. Гавайи были аннексированы летом этого рокового года, и в декабре, по Парижскому договору, Испания уступила Вашингтону Филиппины и Гуам.

Американская активность в Китае снизилась с 1851 г. Торговля США составляла всего 2 % всей торговли (так в тексте. — Пер.), и американцы проявляли интерес в основном к протестантским миссиям. Запрет на китайскую иммиграцию и распространение запрета на Гавайи и Филиппины без каких-либо переговоров ослабили популярность США. Однако Америка после победы над филиппинскими националистами стояла перед альтернативой: или ограничение внешнеполитической деятельности Вашингтона Новым Светом, или более полное участие в дальневосточной дипломатии. Решительный республиканский Государственный секретарь Джон Хей не колебался в выборе. Инициированная им 6 сентября 1899 г. политика получила название «политика открытых дверей». Подобно доктрине Монро, она, вероятно, впервые была охарактеризована в британском Форин Офис — на 18 месяцев раньше. Хей составил идентичные письма шести империалистическим державам с тремя рекомендациями: 1) в любой сфере интересов должны соблюдаться режим договорных портов и обоснованных интересов других государств; 2) таможенными пошлинами должны справедливо облагаться все иностранные товары; 3) не должны оплачиваться дифференциальные портовые пошлины или железнодорожные тарифы. Политика открытых дверей была провозглашена торговыми державами, которые усматривали в ней средство сдерживания прямой военной агрессии. Япония и Италия полностью приняли этот план, Великобритания — с оговорками в отношении Коулуна. Германии импонировала возможность торговать за пределами долины Желтой реки. Россия не осмелилась открыто выразить несогласие, но не дала твердого обещания соблюдать равные железнодорожные тарифы в Маньчжурии.

Хей предпочитал относиться к доктрине открытых дверей как к признанному факту. Она послужила правовым фундаментом будущей американской политики на Дальнем Востоке, и на нее в Вашингтоне регулярно ссылались до 1941 г. Документ 1899 г. был направлен лишь на утверждение равных прав в международной торговле, но, как утверждалось спустя год, недвусмысленно подчеркнул целостность Китая.

Четыре года военных поражений, финансовые бедствия и территориальные потери привели Китай на грань гибели. Многие патриоты присоединились к революционерам или радикальному Южному обществу по изучению проблемы национального восстановления. Наиболее красноречивым консервативным деятелем был провинциальный наместник Чан Читун, чья убедительно написанная и широко читаемая брошюра «Единственная надежда Китая» призывала к заимствованию иностранных идей модернизации, в то же время способствуя укреплению конфуцианства и монархии — это была альтернатива скатыванию до положения Индии и Бирмы. В Пекине Вэн, наставник императора, организовал императорскую аудиенцию Кан Ювэю, представителю молодых мандаринов и лидеру послевоенного движения за реформы. [279] Кан предложил коренные меры, даже ликвидацию шести старых департаментов и замену их новым комитетом из 12 лиц. Спустя пять месяцев, 11 июня 1898 г., в то время как европейская агрессия достигла своего апогея, император издал рескрипт, в котором он потребовал, чтобы «Китай внедрил у себя… западные науки». Он подчеркнул: «Западные люди превосходят нас, и они отличаются мудростью. Они добиваются богатства, комфорта и долголетия благодаря своей системе правления». [280] В период 24 июня — 9 сентября прошла целая лавина эдиктов о реформах, составленных группой Кан Ювэя, но опубликованных с императорской печатью и вывешенных на желтой бумаге в зале каждого судебного ямэня («ямэни» располагались во всех уездных городах, являясь низшей ступенью централизованного императорского управления. — Пер.).