Шрифт:
Шаррон:
– …и шепчет… зачем же ты не оставила свой грех, а принесла его с собой.
Мадлена:
– А я заломлю руки, Богу закричу.
Шаррон:
– И тогда уже не услышит Господь. И обвиснешь ты на цепях, и ноги погрузишь в костер… И так всегда. Значение «всегда» понимаешь?
Мадлена:
– Боюсь понять. Если я пойму, я сейчас же умру.
Лицо Эльжбеты исказило страдание, его черты застыли. Я даже испугалась, не случилось ли что с ней на самом деле. Но, слава богу, все это касалось только ее героини.
Мадлена (вскрикивает слабо):
– Поняла. А если оставить его здесь?
Шаррон:
– Будешь слушать вечную службу.
Звукорежиссер засмотрелся на главную героиню и не вовремя пустил запись с хором детских голосов, вернее, здорово опоздал с включением, Эльжбета же, шаря руками как во тьме, продолжала:
Мадлена:
– Где вы, святой отец? Хочу слушать вечную службу… Давно, давно я жила с двумя, с Мольером и с другим человеком, и нажила дочь Арманду, и всю жизнь терзалась, не зная, чья она.
Шаррон:
– Ах, бедная…
Мадлена:
– Я родила ее в провинции, уехав на время от Мольера. Когда же она выросла, я привезла ее в Париж и выдала за свою сестру. Он же, обуреваемый страстью, сошелся с ней, и я уже ничего не сказала ему, чтобы не сделать несчастным и его. Из-за меня он совершил смертный грех. Живет, быть может, со своей дочерью, а меня поверг в ад.
В этот момент подопечная Зигмунда, студентка, игравшая Риваль, захлюпала носом. Все взоры обратились на нее.
– Вы что творите? – резко спросил режиссер. – Вы нам дезорганизуете работу…
Девушка расплакалась во весь голос:
– Я… я никогда не видела вблизи, чтоб кто-то так играл…
– Ох уж эти мне бабы, – махнул рукой режиссер. – Внимание! Работаем!
Но не только она восприняла столь эмоционально эту сцену, все мы были потрясены. Впервые Эльжбета играла так самозабвенно.
Потом был мой выход.
Арманда (входя в исповедальню):
– Нет, нет, она сестра моя, сестра. – Я, то есть Арманда, в ужасе защищалась.
– Она твоя мать. Ты дочь Мольера и Мадлены, – гремел Шаррон. – Тебе я прощаю. Но сегодня же беги от него, беги.
«Быть может, и я от него сбегу», – промелькнуло у меня в голове, и в этот момент наши с Зигмундом взгляды встретились. В его глазах я заметила страх.
После репетиции мы пошли в буфет небольшой компанией, выпить чаю. Зигмунд, как обычно, торопился – у него были занятия. Он забрал с собой плачущую студентку, которая все никак не могла отойти от того, что произошло на сцене. Я тоже сильно переживала. Мы все переживали – нечасто случается такое чудо.
– Элька, – сказал один из коллег, обращаясь к Эльжбете, – притормози немного, а то не дотянешь до премьеры? Сегодня был полный улет! У нас у всех крышу снесло.
Эльжбета улыбнулась одними краешками губ.
Домой я пришла поздно вечером, едва живая, с полными сумками продуктов, которые успела купить до спектакля. Сразу следом за мной пришел Зигмунд.
– Я, как дурак, ждал тебя у театра, а ты поехала на автобусе, – обиженно сказал он.
– Мы ни о чем не договаривались.
– Но ты же знаешь, что я всегда стараюсь тебя подвезти после спектакля.
Обойти молчанием то, что произошло на репетиции, мы, конечно, не могли. Как обычно, разговор состоялся за мытьем посуды. Я мыла, Зигмунд вытирал.
– Напрасно она так рисуется, – сказал он. – Первые репетиции существуют для того, чтобы хорошенько освоиться с текстом.
– Ты учил меня по-другому.
– Ну да, играть надо, но не в полную силу, весь энтузиазм обычно приберегают под конец.
– А меня сегодняшняя репетиция многому научила.
Он презрительно фыркнул:
– Интересно, чему ты могла научиться? Она же не владеет театральной техникой.
Я взглянула на него:
– Что ты этим хочешь сказать? Что тебе не понравилось, как она играла?
– Не то чтобы не понравилось. Она неплохо справляется с этой ролью…
– Да она просто великолепна!
– Ты преувеличиваешь.
Негодование вспыхнуло во мне с такой силой, что я не смогла сдержаться, хотя понимала, что говорить этого не стоит.
– Она играет лучше всех, а тебя на сцене вообще не видно! – выпалила я.
– Ты всего лишь начинающая актриса и не можешь оценивать мою игру, – резко одернул он меня, швырнул кухонное полотенце на пол и вышел. Я услышала, как он включил телевизор.