Мы входим в фойе, и я вдруг вижу Елену Иноземцеву и этого ее красивого парня. Вот так встреча! Вот так неожиданность!!! Хорошо, что я их первая замечаю, а не они меня. Я имею возможность внутренне собраться.

Разглядываю Елену.

Она, и правда, стала хороша. Настоящая красавица. Мне приятно думать, что она чуть-чуть и мое детище, что и мне довелось шлифовать ее — как младшую подругу. Я давно ее не видела, и перемены в ней разительны. Она была ведь совсем девочка, а сейчас — дама. Нежна, умна.

Ослепительна...

Она будто чувствует мой взгляд, оборачивается.

Мы встречаемся взглядами, и я вижу, как вздрагивает ее бровь, я вижу, вопрос отображается у нее на лице. Она не спешит реагировать, она ждет моей реакции. Зачем? Чтобы потом подладиться к ней? Ах, она, действительно, умна. И выдержка, какая выдержка! Эта девушка многого добьется в жизни.

Но я предпочитаю сделать вид, что мы незнакомы, или — будто я не узнала ее. Я делаю «пустые», невидящие глаза. Я ее в упор не вижу! По нескольким причинам. Во-первых, я не хочу отвлекать ее от этого симпатичного молодого человека (не дай Бог подумает еще, что хочу его отбить), а во-вторых, самой мне некем похвалиться, увы.

Пока Елена рассматривает Кандидата, я гляжу на молодого человека. Он узнал меня: он быстрей, чем следовало, отвел глаза. И я нравлюсь ему — без сомнения! — слишком уж нарочито он на меня не смотрит. Каждым движением своим он подчеркивает, что не смотрит на меня.

Это даже забавно!

«И если б я захотела!.. — это во мне повышает голос хищница. — Но не волнуйся, Елена, плавай в теплой воде, рыбонька. Ты — его Муза! А я пройду стороной».

Я оглядываюсь на Кандидата.

«А он-то что так пялится на нее? О Боже! Он еще на охоте... Ему меня мало».

Сама себе качаю головой.

Это не может быть ревность. Это злость. Чистейшей воды. И злость моя так меня сейчас разбирает, что я ничего не вижу вокруг себя. Даже не слышу музыки, ради которой я здесь. Становлюсь — сама чувствую — совершенно несносной; мегерой становлюсь, даже себе неприятна.

Я что-то выговариваю Кандидату раздраженно, я цепляюсь к каким-то мелочам. Всегда найдутся мелочи, к которым можно придраться. И меня уже, кажется, понесло. Мне сейчас по сердцу принцип: «Чем хуже, тем лучше!»

Кандидат оправдывается, огорчается, злится, бранится, опять оправдывается... щеки его дрожат. Какие-то люди оборачиваются, шикают на нас.

И даже в антракте мы не выходим, продолжаем глупые беспредметные разборки. Но такое уж у нас настроение; я пытаюсь слушать музыку, но не слышу ее, я хочу прочесть что-нибудь в программке, но не могу, пока не обнаруживаю наконец, что держу ее вверх ногами, а когда переворачиваю — все равно ничего не могу прочитать, потому что мне сейчас не до концерта.

Я думаю: «Если все так плохо, нужно рвать... рвать...» На эти мысли адекватно реагирует подсознание: я вдруг обращаю внимание на то, что рву программку на мелкие клочки — все мельче и мельче; я крошу бумагу себе на колени.

Но вот наконец концерт кончается. И мучения мои — тоже. Я выхожу из зала одной из первых; выхожу стремительным шагом. Кандидат семенит за мной, отдувается.

— Люба! Что с тобой? Какая муха тебя укусила?

Я останавливаюсь:

— Слушай, Кандидат (так и говорю)! Ты мне неделю срока давал?

— Давал... — он глядит на меня растерянно.

— Так вот! Считай, что она уже закончилась! И отвечаю тебе — нет! На все твои вопросы — нет! нет! и — нет! И больше в моей жизни не появляйся. Не выгорит твое дельце. Поищи себе другую дуру.

— Хорошо, хорошо, Любаша... — соглашается он и все же тянет меня к машине.

Я вырываю руку и иду куда-то по тротуару. Кандидат цепляется за меня, а я опять вырываюсь.

Он чуть не плачет, он умоляет:

— Ну хорошо: еще неделю. И не тебе, а мне!.. Увидишь, я буду пай-мальчик. Ни одного грубого слова! Ни косого взгляда! Я даже дышать при тебе не буду!

«Ну это уж слишком!»

Мне становится жалко его. В который уж раз! Он умеет разжалобить — это еще один из его скрытых талантов. Если Кандидат однажды и возьмет меня, то именно благодаря этой моей жалости к нему.

Я останавливаюсь и не вырываюсь больше.