Используя его обязательность, я максимально насыщала кадр юркой фигурой Тихона Зайцева, который снимался и за себя, и «за того парня», что отсутствовал в данный кинематографический момент. Иногда, правда, Леня бунтовал по этому поводу. Например, я просила:

— Лень, пройди вон там среди гуляющей толпы дворян в шубах.

— А молью не пролететь? — интересовался Ярмольник. — Такая зимняя моль из-под дворянского платья!

Он действительно очень много предлагал. И многое действительно «шло в дело». Предлагая самые рискованные трюки и гэги, Леня первый устремлялся к их осуществлению. Залезал по горло в мерзлую болотную жижу, часами репетировал в холодном венском фонтане, ломая ногти, вскарабкивался на толстенное дерево, как диковинная птица, таился в вороньем гнезде.

В «Чокнутых» второй раз мелькнул голый зад Ярмольника.

Оператор Шувалов смастерил шутку: «Бери Ленин зад на вооружение — теперь он будет твоим талисманом».

В Новгороде Великом, где мы проводили фестиваль «Улыбнись, Россия!» и где меня застал юбилей, Леня подарил мне на день рождения самый экстравагантный подарок — СТРИПТИЗ в собственном исполнении. Правда, до обнародования голого зада на сцене дело не дошло, но идея «главного талисмана» просвечивала в каждом движении.

В команде «Чокнутых» дебютировал актер театра «Ленком» Сергей Степанченко. Раньше он снимался в эпизодических ролях, но тут сыграл по-крупному: силача Федора по кличке Пиранделло. Федор собирал по рублю с проезжающих по сломанному мосту за то, что удерживал мост на своих могучих плечах.

На эту роль пробовался Юра Думчев, мой «крестник», Белое перо из «Человека с бульвара Капуцинов». А ленкомовцы привели Сережу. Хотя ростом он был пониже, но талантом все же погуще.

Теперь он снимается на равных со своими коллегами из «Ленкома» и даже «равнее».

Кстати, о «Ленкоме». В «Чокнутых» я создала небольшой филиал этого театра, поскольку в трех ролях у меня снялись его актеры — Караченцов, Проскурин, Степанченко. А еще одну роль, графа Лобанова-Ростовского, сыграл тоже ленкомовец, ныне, увы, покойный — остроумнейший, интеллигентнейший, матерщиннейший Всеволод Ларионов.

Эту нежную записку я написала ему, завлекая в совместную работу.

Я очень благодарна Марку Захарову, который отпустил всех актеров ко мне на съемку и не только не ревновал, а даже приветствовал.

«Дорогой Марк Анатольевич! — писала я ему сопроводительную записку — дополнение к официальному посланию с просьбой отпустить актеров. — Я счастлива представившейся мне возможностью обратиться к Вам. Ваше грустное и талантливое лицо мелькает иногда на перекрестках моей судьбы. И это для меня тепло, трепетно и, простите, вдохновенно. Я люблю Вас Сегодня — Ваше творчество, Ваших друзей, Ваших актеров. Люблю Вас Завтра — надеюсь. Люблю Вчера. Из того самого Вчера, к которому была причастна, и дарю Вам эту фотографию». (Речь шла о фотографии из картины «Умеете ли вы жить?», где я была ассистентом.)

Вообще ТЕАТР — это Бесконечность со знаком Непререкаемости.

В кино (я не имею в виду лишь Комедию) можно проскочить, обойти на повороте за счет многих случайных совпадений, можно спрятаться за оператора и художника…

Театр обнажает и обнародует. Ты или Есть, или Нет. В театре, мне кажется, обмануть нельзя. За декорации не спрячешься, а репетиции нацелены на режиссера поточней гранатометов. Я люблю и преклоняюсь перед талантливыми театральными режиссерами. Они — вожди.

…Когда-то, посреди успешной научной работы, я сделала отчаянную попытку все бросить и уйти в театр. Я пришла к Юрию Петровичу Любимову, в Театр на Таганке. Смешно… Приехала зимой. На «шпильках», в капронах и меховой шапке. Как пробилась — не помню). Почему он меня слушал — не понимаю. Читала Вознесенского «Травят зайца, несутся суки…». Потом Юрий Петрович сказал устало:

— У меня даже Зина Славина получает восемьдесят рублей. И жить ей негде — квартиры нет. И я помочь ничем ей не могу… Так что не бросайте пока вашей умной науки — матлингвистики.

А уже во времена курсистской молодости я позвонила Марку Захарову — просить о встрече, о совете, о возможном «худручестве» на дипломе. Мы долго говорили по телефону о том о сем. Договорились встретиться. А потом… потом оказалось, что Марка дома нет и что задушевно беседую я с его отцом, школьным учителем физкультуры.

Но не отменять же из-за этого встречу.

Мы с ним съели мороженое и сходили в Кинотеатр повторного фильма, что у Никитских ворот. На прощанье он сказал мне грустно:

— Я думал, вы старше…

Учитель физкультуры показался мне тогда очень одиноким человеком.

А еще я гуляла по ночной Москве с названым братом — Петром Фоменко. Гулять с ним было восхитительно! У Фоменко умная, тяжелая голова и легкие ноги, заносившие его в Неожиданное. Он тогда открыл для меня ночную Москву, подарил мне памятник Гоголю — тот, пронзительный, во дворике. Гоголь, сжигающий рукопись…