И вот, вспомнив про эти слезы, я теперь щедро оросила ими страницы письма Каданникову. (Автомобиль для меня действительно всегда был лучшим другом, помощником. Свою жизнь я мота бы изложить в виде авто-биографии, то есть автомобильной биографии.)

Я написала, как важно режиссеру иметь машину, а режиссеру-женщине вдвойне. И это письмо Ольга повезла в Тольятти.

Вдруг получаю телеграмму: «Приезжайте за машиной». Машина к этому времени уже подорожала, но еще не на всю катушку. Я побежала к друзьям одалживать деньги. (Тысяч двадцать из них мне отвалили купюрами по три рубля. Сумка с этими «трешками» была неподъемная. Потом полдня бухгалтерия ВАЗа не занималась ничем другим — пересчитывала мои грязно-зеленые купюры.),

Так я заработала свою «шестерку».

Позже была «семерка».

Потом потертая «Джетта» — семейная кличка «Кабирия». Сейчас я села во французскую машину турецкого производства «Рено» по кличке «Одуванчик».

А Ольга от «шестерки» давно уехала на «Мерседесе»…

После съемок «Чокнутых» мы с мужем поехали отдыхать. Путевку нам достали не куда-нибудь, а в крымский министерский санаторий в Меласе. Там же отдыхали очень важные люди: сестра Иосифа Кобзона, крупный стоматолог, директор московского ресторана.

А по соседству, в Форосе, набирался здоровья и сил Михаил Сергеевич Горбачев, первый и единственный президент СССР.

Я знала, что наши правители любят на отдыхе смотреть кино. При себе у меня была кассета с «Чокнутыми». Я подумала, может, Михаилу Сергеевичу передать кассету — пусть развлечется.

Несколько смущала одна фразочка террориста — Проскурина:

— Свергаемое лицо легче всего свергается в момент отсутствия свергаемого.

Я опасалась, что Горбачев воспримет это как намек. Так я колебалась несколько дней. Наконец узнала, что Михаил Сергеевич скоро собирается уезжать… Решила: следующим утром пойду, объясню все охране и передам кассету.

Утром я увидела, что все отдыхающие, вместо того чтобы беззаботно плескаться в волнах, облепили свои приемники. И лица у них очень тревожные. На морском горизонте виднелась мрачная цепь военных судов.

— Что случилось? — спрашиваю.

— В Москве переворот!

— ???

— Горбачева свергли!

— Так он же здесь…

— Поэтому и сверши! Улучили момент! Свергаемое лицо легче всего… (и далее по тексту)…

Я так и не успела передать кассету…

В декорациях «Чокнутых» моя группа под мое имя во главе с театральным режиссером Женей Каменьковичем практически «без отрыва от производства» сняла еще телевизионный фильм — «Казус импровизус» по пьесе Александра Буравского «Учитель русского».

В спектакле, который также поставил Женя в театре Олега Табакова, главную роль играла Мария Владимировна Миронова. Она как-то пожаловалась мне, что почти ничего из ее и их совместных с Александром Семеновичем Менакером работ на сцене не сохранилось, потому что их не снимали на пленку. Я почувствовала ответственность за это — и решила организовать съемки фильма по пьесе.

Мы ведь дружили с Марией Владимировной. Во всяком случае, мне хочется верить, что это было именно так.

Надеюсь, там, где она сейчас находится, она простит меня за это смелое заявление. Но у меня есть основания так думать. Потому что когда она меня бранила, а я всячески сопротивлялась, она «давала справку»: «Если бы вы мне были безразличны, я бы вас не ругала. Прислушайтесь — прислушайтесь. Я ведь не Мария Владимировна — я ЗАРАТУСТРА Владимировна».

…Мы познакомились в 87-м году в санатории «Яун-Кемери», на Рижском взморье. Я поехала туда со своей подругой Ольгой Трифоновой, вдовой писателя Трифонова. Путевки достала Оля. В те времена отдельные номера были редкостью, в основном селили вдвоем. Но мы были достаточно молоды, и нам это было в радость.

Этот санаторий Мироновы называли своим «семейным», потому что главврач, Михаил Григорьевич Малкиель, был их близким другом. Мария Владимировна ездила туда каждый год. Раньше с Александром Семеновичем Менакером, теперь одна. Иногда в санаторий наезжал и Андрей.

В этот год отдых в «Яун-Кемери» совпал с гастролями Театра Сатиры в Риге…

Андрей Александрович представил нас с Ольгой, и Мария Владимировна предложила нам сесть за свой стол.

На следующее утро Мария Владимировна, как человек вежливый, поинтересовалась, какие процедуры я себе выбрала. Я начала перечислять: бассейн, массаж, гидромассаж, ванны сероводородные, грязи… Она со смехом перебила меня: «Аллочка, зачем же так много!» Тут на арену вышел Андрей Александрович: «Мама, ты что, не видишь, девочка из деревни. Только что оторвалась от печки да чугунов. Она, кроме своих поросят, кур и коров, ничего в жизни не видела, мама. Ей все хочется попробовать. У нее жажда познания, мама».

Нам было весело, мы дурачились, радовались жизни, любили весь мир — отдых представлялся трехнедельной сказкой…

И вот наступил день… 12 августа… Андрей собирался на спектакль «Фигаро»… Перед отъездом мы с ним и с Олей Трифоновой гуляли по парку санатория: он показывал нам свои любимые места. А до этого утром играл в теннис, завернувшись в пленку, чтобы похудеть. Он собирался с Ларисой в Голландию и хотел хорошо выглядеть.

Провожая Андрея на спектакль, мы встретились с Малкиелем.