Джон Маклин, демократ из Огайо, товарищ прокурора в верховном суде США при президенте Джексоне, также назывался как кандидат в президенты; в его активе было выступление в пользу беглого негра Дреда Скотта. Маклину было семьдесят пять лет. Линкольн писал о нем Трамбулу: «Будь он на десять лет моложе, он был бы лучшим нашим кандидатом».

Все эти кандидатуры обсуждались лидерами республиканцев. Линкольн в списке не фигурировал.

Издание дебатов Линкольна и Дугласа должно было выйти четырьмя выпусками примерно в середине мая. Стоила книжка 50 центов в бумажном переплете и доллар в холщовом. Брошюра с речью Линкольна в Купер Юнионе продавалась по 1 центу. По стране все шире распространялась легенда о высоком некрасивом человеке, который родился в простом бревенчатом доме, работал матросом на плоскодонке и дровосеком, но достиг такого положения, что его речами и идеями интересовалась вся страна. Все это создало вокруг Линкольна известный ореол. Людям вдруг приходило в голову: «А ведь если подумать: почему бы не Линкольн? Чем больше к нему присматриваешься, тем больше убеждаешься, что он подходит больше всех».

В 1859 году Линкольн покрыл 4 тысячи миль и произнес 23 речи. Он трудился больше любого другого кандидата в президенты от республиканской партии. Он выступал в Новом Орлеане и в Канзасе, в Нью-Йорке и в Новой Англии. Он затаил свои надежды на выдвижение и только ждал, что в ближайшие недели скажутся результаты его выступлений.

Он написал одному делегату (из Огайо) на предстоящий чикагский съезд, что Сьюард «самый лучший наш кандидат для штатов к северу от Иллинойса и самый плохой для штатов к югу». Таково же положение Чэйза, а у Бэйтса — наоборот. «Я не самый подходящий человек, чтобы ответить на ваши вопросы (о кандидатах). Когда не очень крупный деятель выдвигается на высокий пост, у него начинается легкое головокружение». Но с Трамбулом он был вполне откровенен и писал ему: «Это мне по вкусу».

Марк Делагэй, канзасский лидер, сторонник Линкольна, обещал помочь ему, но потребовал денег. Линкольн ответил: «Разрешите мне сказать, что я не могу войти в компанию на денежной основе: во-первых, потому, что это принципиально неправомерно, и, во-вторых, у меня денег нет и достать их я не могу. Я говорю, что принципиально это неправомерно, но для достижения определенных целей в политической борьбе использовать некоторую сумму и правомерно и обязательно». Он недвусмысленно предложил: «Если вас изберут делегатом в Чикаго, я вам дам 100 долларов, чтобы покрыть расходы на поездку».

9 мая Джон Хэнкс явился в город Декэйтер на съезд республиканцев штата с двумя стойками для ограды, перевязанными флагами и лентами, на которых было написано: «Авраам Линкольн, кандидат дровосеков в президенты в 1860 году. Две стойки из партии в 3 000, наколотых в 1830 году Томасом Хэнксом и Эйбом Линкольном, отец которого был первым поселенцем в графстве Мэйкон».

Последовали выкрики: «Линкольн! Линкольн!

Речь!» Линкольн выразил свою благодарность делегатам. Вспыхнула овация: «Трижды три здравицы за честного Эйби, нашего следующего президента». Делегаты спросили Линкольна: «Узнаете свою работу?» — «Возможно, что я колол эти брусья, — отозвался Линкольн и, тщательно осмотрев их, добавил: — Знаете, ребята, я очень много наколол брусьев, но те были ровнее этих». Таким образом был выдвинут кандидат дровосеков. Он получил прозвище «Колольщик брусьев».

Тем временем демократическая партия разделилась на две фракции, которые созвали отдельные съезды: в мае собирались демократы-аболиционисты, в июне — сторонники рабства. При наличии такого раскола в демократической партии победа республиканцев в ноябре была обеспечена.

Иллинойские делегаты шили себе из черного тонкого сукна костюмы к съезду республиканской партии, покупали шелковые цилиндры. Линкольн сказал: «Я слишком крупный кандидат, чтобы остаться дома, и не совсем еще кандидат, чтобы поехать на съезд».

Джад и другие положили много сил, чтобы съезд состоялся в Чикаго. Они уверили центральный комитет, что если съезд состоится в каком-нибудь восточном городе, партия «может потерять голоса Запада». Быстро растущий Чикаго стал символом смелости, предприимчивости и движения вперед.

16 мая 1860 года поезда привезли на съезд 40 тысяч гостей и 500 делегатов. На месте снесенного отеля Соганаш, стоявшего на углу улиц Лэйк и Маркет, было возведено огромное, хаотично построенное, громоздкое здание на 10 тысяч мест, прозванное Вигвамом. Чикагские девушки и дамы с помощью молодых людей украсили помещение флагами, транспарантами и красно-бело-синими лентами.

Судья Дэвид Дэвис прекратил работу восьмой выездной сессии суда, снял весь третий этаж лучшего в Чикаго отеля — Тремонт-хауза и уплатил 300 долларов за предоставление просторной штаб-квартиры Линкольну и его штату, состоявшему из евангелистов, коммивояжеров, неутомимых организаторов, агитаторов, увещевателей, прожектеров. Джес Фел встречался с лидерами делегатских групп, занимавших ключевые позиции, был их референтом. Джад, адвокат, тесно связанный с делегатом из Пенсильвании, поверенным железнодорожной компании, не задумываясь, раздавал всевозможные обещания крупным капиталистам, заинтересованным в постройке дороги к Тихому океану. Лионард Свэтт, молодой человек из Мэна, старательно разбивал единство про-сьюардских делегатов из этого штата. Ричард Дж. Оглсби, в качестве фрисойлера и вига, выросшего в Кентукки, делал все возможное, чтобы произвести впечатление на делегатов из Миссури своим грудным грубым кентуккийским говором. Джон М. Памер эффективно действовал среди бывших демократов, а Густав Кернер, немецкий эмигрант, работал как демон, чтобы разрушить шансы Бэйтса в отместку за то, что тот в 1856 году поддержал «ничего-не-знающих».

В гостиной штаба Линкольна любого делегата или важного гостя угощали сигарами, вином, портером, бренди, виски; счет на 321 доллар 50 центов был оплачен Хатчем и Лэймоном. Они приглашали делегатов и конфиденциально с ними беседовали или выступали с речами перед небольшими группами.

Торлоу Уид в штаб-квартире Сьюарда применял те же методы.

По Чикаго маршировали духовые оркестры; на оркестрантах сверкали пышные мундиры. Огромные толпы осаждали Вигвам, который мог вместить меньше трети всех собравшихся; ораторы непрерывно сменяли друг друга. В тысяче баров выборщики праздновали и разглагольствовали.