— Вам необязательно идти, — предупредил меня Верест. — Зрелище так себе, зачем лишний раз психовать? Успеете еще.

— Ну спасибо вам, — прошептала я, — вы так умеете успокаивать…

Естественно, я увязалась за ним. Меня ведь не отпихнешь — не собачонка… Состояние было как с тяжелого похмелья. Однако я успела ухватить главное: исследуя в свете дня окрестности трансформаторной будки, опера обнаружили в заборе Риты Рябининой свежий пролом. Три штакетины были сломаны посередине, и обломки вращались на гвоздях, прибитых к продольным брусьям. При их совмещении забор казался целым (вот и нам таким показался), при повороте получалась дыра, вполне пригодная для пролаза (и протаскивания) человеческого тела.

— Ногой сломали, — авторитетно заявили опера. — Элементарно, Леонидыч. Доски гнилые, ломаются, как прутики.

Я помнила бледное лицо Риты Рябининой, которую, поддерживая под локотки, привели из дома два милиционера. Нет, она ничего не видела и не слышала. Какой труп, граждане?.. Она упрямо падала в обморок — еще упрямее, чем я. Я помнила смурные лица оперов, зажимающих носы. На сломанную ограду, возможно, и не обратили бы внимания, кабы не увидели, как смешная «француженка» Танька возбужденно вертится у компостной ямы. Запрыгивает туда, с визгом выпрыгивает, опять запрыгивает… Опера решили полюбопытствовать. А потом связали эти два явления. На дне ямы, под грудой буро-желтой листвы, собранной Ритой со всего участка, покоилось тело! Танька вырыла руку, зубами дернула ее за рукав, и неизвестно, что было бы дальше, не подоспей сержанты Борзых с Замятным. Зрелище действительно было так себе, не картина Шишкина: со дна ямы их приветствовала торчащая из листвы обкусанная, растопыренная пятерня…

Получив подкрепление, опера извлекли тело. Позвонили на предмет спецтранспорта. Разрыли листву до самого дна, обшарили сад — искали пистолет. Не нашли. Привели в чувство Риту Рябинину и стали задавать неудобные вопросы. Но это оказалось заведомо провальным занятием: шевеля белыми губами и глядя в небо, Рита твердила как молитву: да, этот человек неоднократно бродил по Облепиховой; да, она бросала в яму листву, да, никаких трупов она в нее не бросала, она бы запомнила; откуда в заборе пролом — она не знает; кто совершил жутковатый погребальный обряд — она не знает; слышала ли она ночью подозрительные звуки — она не знает…

Ту же процедуру проделали со мной. С аналогичным успехом. Я старалась не смотреть на обезображенное гримасой, зеленое лицо. Да, призналась я, тупо глядя в пространство, с этим парнем мы по-своему знакомы. Да, прошлой ночью он лежал у трансформаторной будки и был не живее, чем сегодня. Надеюсь, теперь меня никто не пожелает подвергнуть психиатрической экспертизе?..

— Его хотели спрятать! — возбужденно говорил молодой, худой и бледный опер по фамилии Замятный — парень явно не годный к строевой службе. — Пробили ногами забор и потащили к компостной яме… Им бы удалось, мужики! Набросай побольше листвы — он бы до весны пролежал как миленький. Сегодня-завтра начнутся холода — никакого запаха…

— А почему женщину не зарыли? — мучительно тараща глаза, вопрошал не отягощенный ай-кью Костя Борзых.

— Да не успели, Костян! Женщина позвонила в ментуру — через двадцать минут мы уже прибыли…

Это было похоже на правду. Одно они забыли упомянуть — если все происходило описанным образом, то вряд ли действовала женщина. Не по силам женщине таскать мужиков через забор… И второе забыли: жуткий убийца действовал не спонтанно; он прекрасно знал о наличии компостной ямы, а также о месте ее… наличия.

А может, сознательно об этом не говорили. Зачем говорить об очевидном?

Меня уже качественно штормило. Вот-вот начнет количественно рвать. Опять появились казаки в бушлатах — Зубов, Лукшин. Они патрулировали поселок и, видимо, любопытства ради забрели в северную часть (оно и верно, время-то надо убивать). Зубов о чем-то выспрашивал у оперативных работников — круглое густобровое лицо с папиросой в зубах выражало неподдельное участие: мол, как же вас, ребятки, угораздило вляпаться в такой «глухариный заповедник»?..

— Олег Леонидович, отведите меня в дом… — прошептала я, повисая у Вереста на рукаве. — Отведите, ну пожалуйста, не то сейчас будет новый труп…

— Замятный, Борзых, сообщите жене, — распорядился Верест. — Да поделикатнее, а то вы народ простой, без такта…

Те дружно возмутились: мол, хорошенькое разделение труда — один с бабой носится, другим самое черное. Но их протест уже не имел значения: в командной игре приказы капитана обсуждаются, но подлежат исполнению. Верест отвел меня на дачу, усадил на кухонный стул, а сам обошел помещения (на предмет посторонних), поднялся на второй этаж, поскрипел над головой, спустился, осмотрел решетки, замок на двери.

— Замок у вас внушительный, Лидия Сергеевна, но толку, прямо скажем, никакого. Слишком популярная конструкция.

— Вы за меня боитесь? — прошептала я, переползая со стула на диван. — А почему, если не секрет?

— Да нет вовсе, — смутился Верест. — Зачем мне за вас бояться? Вам не угрожают. Просто… Просто нужно соблюсти формальности и оставить вас на пару часов…

— Вот так новости, — расстроилась я. — Неужели я так быстро вам надоела?