Шрифт:
Кадана на Оке ждали давно. Ждали на трех переправах, когда полая вода заставляла надолго забыть слово «брод». Ждали на бродах, усилив дозоры и постоянные посты, когда вновь зажелтели песчаные косы. Особое внимание уделяли Ордынке и Муравскому шляху. Еще не отгуляли талые воды, когда боярин Андрей Кобыла собрал в коломенском Кремнике сотню дружинников, которых князь Симеон Иванович своим личным приказом выделил из местной дружины для наблюдения за рекой. Глянув на два стройных ряда рослых воев, Кобыла громко изрек:
— Хорошо запомните этого человека! Если вы где-то когда-то его увидите, особенно на Оке, немедленно надо повестить об этом воеводу! Ясно?! Если с ним будут спутники, запомнить сколько, как выглядят. Встретите в городе аль еще где — проследить, где остановились.
Две сотни глаз с интересом уставились на молодого Андрея. Многие уже встречали его на дворе воеводы, иные знали, что он — слуга самого тысяцкого Москвы. Расслышав недоуменный говор, боярин продолжил:
— Что, диво дивное узрели? Это Федорова Ивана племяш, с Митиного Починка. А я в гости жду близняка его, нойона ордынского! Ясно? Гривна серебра тому, кто первый узрит и повестит!
Шум усилился. Кто-то выкрикнул:
— А он когда собрался к нам в гости правиться?
— Грамотку пришлет — повещу! Балда стоеросовая!
Хохот не сразу заполнил двор. Смеялись от души. Кто-то даже лупанул кулаком оплошавшего меж лопаток. Боярин повелительно вздел руку, вновь воцарилась тишина.
— Ну, все ясно? О том, что поведал, друзьям — женкам — подругам не переведывать! Сотник и десятники — к воеводе, остальным в молодечную!
Ряды сбились, ратники охотно направились в протопленное жилье.
Прошло более месяца. Кадан не появлялся. Многие дружинники уже давно лишь машинально всматривались в лица южных купцов, булгар, гостей из Кафы и Сулака, правившихся через Оку. Порой казалось, что проще отыскать иголку в стоге сена, чем неведомого гостя из Орды. Как вдруг…
Десятник Дмитрий примчался на двор коломенского воеводы Онуфрия на запаленном коне. Велел доложить о себе немедленно и, как был, в пыли и с потеками пота на лице, шагнул в залу боярина:
— Нашли! Минька мой узрел и признал татарина того. В Кошире он! С ним татар под сотню. По всем коширским селам мзду собирают.
— В Кошире? Как он там оказался? — резонно вопросил воевода, не догадываясь, что после тульских земель татарам не было нужды вновь пересекать Оку.
— Не знаю, боярин! А только местные говорят, что с седмицу уж как стоят постоем, нехристи!
— Как твой парень там оказался?
— Минька? Он сам из Нивок, попросился у меня с Лопаснинского перевоза на пару дён бабу проведать да порты сменить. Ну и… наткнулся… Не сумуй, боярин, я сам проверял: он это! Я всех своих в Коширу перекинул с перевоза, блюдут гостей.
— А коли те снимутся? — почесал бороду Онуфрий, соображая, как ему быть дальше.
— Куды? Им путя токмо в Москву Ордынкой либо за Оку через переправу. Не потеряют, соколики! Но и тебе, боярин, мешкать не след! Узнает Кобыла, что проворонили, — греха не оберемся!
Воевода принял наконец решение. Он послал гонца за Иваном и Андреем, снарядил несколько конных в Москву.
«Мое дело — сторона! Мало ль кто что еще удумает! Пусть теперь сами дальше решают, я свое дело сделал!»
Федоров с племянником прибыли незамедлительно. Иван еще раз подробно расспросил Дмитрия о недавней встрече, долго размышлял в полном одиночестве, потом потребовал у воеводы:
— Два десятка конных одвуконь вели снарядить не мешкая, боярин! Со мной на Коширу пойдут.
— Допрежь весть от Андрея Кобылы дождусь, — спесиво возразил Онуфрий, разозленный тем, что какой-то московский холоп, пусть даже и в милости у самого великого князя, смеет указывать ему, родовитому боярину.
— Не гневайся, боярин! Но время — деньги! Спознает Кобыла, что ведал ты про татарина да промешкал и упустил… мокрого места не оставит!
Онуфрий вдруг представил громадного боярина Андрея во гневе и даже прикрыл глаза. В конце концов, пусть за все будет в ответе этот сухорукий петух! Выгорит дело — можно будет и свой кусок пирога поиметь. Прогорит — с боярина взятки гладки!
Уже к обеду два десятка ратных, захватив брони, тоненькой змейкой порысили вверх по Оке.