Я добрался до метро «Китай-город», спустился к Москворецкой набережной мимо новостройки на месте снесенной гостиницы «Россия». Купил билет на речной трамвайчик. Выбрал место на верхней палубе под тентом.

Уютно заворчал двигатель. Речной трамвайчик отчалил, чтобы устремиться по раз и навсегда заведенному кругу – три пристани, посадка-высадка экскурсантов-ротозеев, и обратно. Интересно, если у машин есть душа, то рвется ли она у этого речного трамвайчика на бесконечные океанские просторы, завидует ли он своим старшим братьям – белоснежным океанским лайнерам, режущим бесконечные водные просторы земного шара? Понимает ли, что ему не сойти с этого заколдованного круга?

– Здорово, Серега, – ко мне на скамеечку подсел Роб.

– И тебе не хворать, лейтенант.

С борта корабля Москва выглядела совершенно иначе – величественнее, интереснее, более цельной. Будто вода, отделявшая от берега, позволяла взглянуть на город отстраненно, как путешественнику, увидевшему на горизонте материк.

Я загрузил планшетник и продемонстрировал Робу покушение на генерала ГРУ.

Тот внимательно просмотрел запись, останавливая и возвращая просмотр на наиболее интересных моментах.

– Уверенно отработал, – заключил он.

– Профессионал.

– Вне всякого сомнения. Возможно, с военным опытом.

– Ничего не напоминает?

– Вроде нет.

– Что-то мне чудится знакомое.

– Может быть. Не знаю, – Роб задумался. – Нет, не знаю…

Я ему расписал всю ситуацию. Когда дошел до того, как грохнули капитана ФСБ, лицо его окаменело, и он прошептал:

– Вот же ублюдки.

– Еще какие.

– Сколько таких ячеек может быть в этом «Альянсе»?

– По оценкам экспертов, действует не меньше сотни активных боевиков. А то и больше. И вся эта деятельность обеспечена серьезными финансовыми вливаниями.

– И все мимо нас прошло.

– Да уж… Роб, «Альянс» должен затовариваться где-то оружием и взрывчаткой.

Роб в миру был известен как посредник в криминальных сделках с оружием. Эта деятельность была подконтрольная, она позволяла получить опережающую информацию о вооруженных преступных и террористических группировках.

– Я заброшу сеть, – пообещал Роб.

Распрощавшись с ним, я вернулся в свою квартиру. Поужинал холодным свекольником – кусок в горло не лез. И завалился спать.

Телефон, который я приобрел специально для контактов с ячейкой, зазвонил в три часа ночи, когда я видел какой-то очень приятный сон из безоблачного детства, из которого мне никак не хотелось выныривать.

Старенький «Нокиа» с черно-белым дисплеем лежал на тумбочке рядом с кроватью. Я мигом схватил его, вздохнул поглубже, утихомиривая взбрыкнувшее в груди сердце. Определился номер Афона.

– И с какого хрена, спрашивается? – грубо спросил я.

– Здравствуй, котик, – голос принадлежал не Афону, а Зене.

– Тебе не кажется, что ночь на дворе?

– Я только сейчас могу тебе позвонить.

– Афон спит?

– Спит. Утомился, – она выразительно хмыкнула.

– Ты мне звонишь сообщить, что хорошо проводишь время?

– Я звоню, чтобы встретиться… Хочу тебя видеть. Хочу… – еще более выразительная пауза.

– А не хочешь, чтобы Афон пристрелил меня из ревности? У него это хорошо получается.

– Афон? Из ревности?.. Не шути. У нас нет собственности на женщин. И на мужчин. Кому с кем спать – это личное дело. Он не будет возражать.

– Свобода нравов.

– Зачем бороться за свободу человечества, если не можешь обеспечить ее для себя?.. Когда увидимся?

– Да хоть сейчас. Все равно сон пропал.

– А ты где? – спросила она как бы равнодушно.

– Метро «Орехово».

– А я в «Выхино».

– Почти рядом.

– Но сейчас не могу… Завтра в двенадцать. У метро «Новокузнецкая». Поговорим о жизни во Вселенной. Поедим мороженого.

– Жестоко напьемся.

– Только шампанское с клубникой и шоколадом. И в постель.

Перспектива выглядела привлекательной. Постель – это хорошо. Это вдохновляет.

– Буду.

– Значит, сговорились, – проворковала она.

– Да…

*

Я прогуливался у метро «Новокузнецкая». Места знакомые. Здесь меня повязали на одной квартире. Я и мяу сказать не успел, как меня поставили под стволы и скрутили.

Вон выход из метро «Третьяковская» с торговыми стекляшками наверху – меня везли мимо в строгой, как катафалк, черной «Волге».