— Ну так что?

— Вот я и хотел спросить: почему на горке только один башмак обнаружен?

— Один, правильно. Второй вниз протащило.

— Второй — это который у стрелки, в кустах?

— Вот именно.

— Что-то слишком далеко его протащило, нет?

— Ничего не далеко, прикинь — тяжесть да скорость!

— Так это что, инструкция виновата? — спросил Ермаков. — Мало двух башмаков?

— Получается, так.

— Ну ладно.

— Все? — спросил Пантелеев с облегчением.

— Вот, прочтите и распишитесь.

— Где?

— А галочка внизу: «С моих слов записано верно».

Старик повертел в руках протокол, начал было читать, но тут же бросил и расписался. Процедура, казалось, была окончена, но он продолжал сидеть в кресле. Он был явно озадачен благоприятным поворотом дела — Ермаков быстро от него отстал, слишком быстро.

— Вам что не нравится, Пантелеев?

— Да так… Что, товарищ следователь, вроде решеткой пахнет?

— Ну почему, кто вам сказал? Свободны, Петр Филиппович. Распишитесь, и свободны.

— Так расписался же.

— Еще разок, пожалуйста.

Пантелеев взял протянутый бланк, поставил подпись.

— Не глядя, что ли?

— А я доверяю, — произнес он бодро.

Моросил дождь. Уже в сумерках Ермаков выбрался па окраину города и, пройдя по мощеной улочке мимо ряда невзрачных домов с палисадниками, уперся в железнодорожную насыпь.

На путях, освещенных редкими огнями одиноких строений и стрелок, Ермаков отыскал тот самый разбитый электровоз. Он стоял, а точнее — громоздился в отдаленном тупике. Здесь светил фонарь, еще один фонарик, карманный, был в руках у Ермакова, и в этом слабом свете видна была огромная груда металла с колесам», никелированными поручнями и даже лесенкой, почему-то уцелевшей, и смятой кабиной.

Ермаков ориентировался довольно хорошо — похоже, он уже здесь побывал раньше. Ловко забравшись по лесенке, с усилием потянул на себя дверь и наконец отодрал.

Он постоял минуту-другую в кабине. Здесь еще осталось несколько приборов, чудом не пострадавших, все остальное было смято.

Когда Ермаков, повозившись внутри электровоза, наконец решил спрыгнуть наружу, в лицо ему ударил луч света и мужской голос спросил:

— Это кто там? A-а, вы! Что ж в темноте-то?

Внизу стоял начальник депо Голованов.

— Герман Иванович! Ну что же вы? Так и ногу сломать недолго! Что — лучше раз увидеть, чем сто раз услышать?

— Есть такой афоризм, — сказал Ермаков.

— Ну-ну! А я иду, вижу — свет. Что такое? Кто там, думаю, лазит? Знаете, охотники где что плохо лежит…

Они посмеялись. Потом начальник депо сказал:

— Ладно, занимайтесь, не буду мешать. Тут осторожно, металл кругом, не зацепитесь случайно.

— А! Легки на помине! — приветствовал Ермакова сосед. — Только подумал о вас.

— Подумал, ввалится, чего доброго, в три часа ночи, разбудит? — отвечал, принимая тон, Ермаков.

— Да нет, я о вас не такого мнения. Вы, по-моему, человек строгий. — Малинин бросил взгляд на заляпанные грязью брюки Ермакова. — Во всяком случае, не легкомысленный. Ну что? Как провели вечер? Успешно?

— Да, спасибо. А вы?

— Я тоже.

— Угу. Я чувствую, — сказал Ермаков.

— Что чувствуете?

— Провели вечер в приятном обществе.

— Как это вы догадались?

— Ну элементарно, — сказал Ермаков. — Запах духов.

— Разве?

— Конечно.

— Ну так что, Шерлок Холмс? Копаете?

— Копаю.

— Поделились бы! У вас же небось интересные факты, детали.

— Мои детали вряд ли вам подойдут.

— Виновного-то нашли?

— А как же.

— Какой-нибудь стрелочник как всегда виноват?

— Вот-вот.

— И что? Арестовали?

— Кого?

— Стрелочника.

— Нет, зачем.

— Гнались за ним, что ли?

— Почему?

— Извозились здорово.

Тут только Ермаков обратил внимание на свои испачканные брюки. И спешно направился в ванную.

Переодевшись, вышел, постелил постель. Малинин сидел в прежней позе, нога на ногу, смотрел выжидательно.

— Что поделаешь, всех не арестуешь, — сказал вдруг Ермаков, помолчав, продолжил — Хотя иногда… Уж больно много всяких жуков развелось. А попробуй, возьми его! Еще посидите? — спросил он, помолчав. — Или ложимся?

Легли. Ермаков сказал:

— Начать с того, что, как правило, многие в душе сочувствуют правонарушителю и не жалуют следователя, если говорить честно. Так уж повелось с давних пор…