— Уверена, она бы хотела, чтобы ты дорожил этими счастливыми воспоминаниями.

В комнате повисла тишина. Ее нарушало только их дыхание.

Горло Карлоса дернулось, прежде чем он заговорил снова:

— Я играю на рояле, чтобы ее образ, хранящийся в моей памяти, не померк со временем. У нас нет домашнего видео. Семейных фотографий сохранилось очень мало.

Возможно, именно поэтому в его доме, в рабочем кабинете и даже здесь, в его крыле, спартанская обстановка.

— Твой брат сегодня упомянул о том, что в тебя стреляли. Значит, никакого падения с лошади не было.

Карлос покачал головой:

— Не было. Представляю, как ты была потрясена, когда узнала правду.

— Не хочешь рассказать мне, что произошло?

— Ты могла бы почитать медицинскую карту, — пошутил он.

— Я не стала бы злоупотреблять твоим доверием, — серьезно ответила Лайла.

— О, Лайла. — Кончиками пальцев он приподнял ее подбородок. — Именно поэтому ты мне нравишься. Поверь мне, я не бросаюсь подобными словами.

— В таком случае спасибо. — Она прильнула щекой к его ладони. — Ты мне тоже нравишься. Во всяком случае, большую часть времени. Помоги мне лучше тебя понять, чтобы ты понравился мне еще больше.

Отвернувшись, он уставился на рояль.

— В меня стреляли мятежники во время нашего побега с Сан-Ринальдо.

— Мне очень жаль. Даже представить себе не могу, какую боль ты тогда испытал.

Его пальцы задвигались по клавишам, не нажимая их.

— Не большую, чем те несчастные дети, которых я оперирую. Я пытался спасти свою мать, но мне это не удалось. Если бы я отошел чуть дальше влево… Я много раз прокручивал в голове события той ночи. Я столько всего мог предпринять, чтобы ее спасти…

Лайла коснулась его руки. Ее сердце болело за мальчика, пережившего семейную трагедию и едва не погибшего, и за мужчину, которым он стал.

— Тебе было всего тринадцать.

— В то время я уже считал себя мужчиной. — Он посмотрел на нее.

— Должно быть, в тот день ты стал намного старше.

— Перестань. Мне не нужна твоя жалость, и я больше не хочу об этом говорить.

Она положила ладони ему на грудь и почувствовала, как бьется его сердце.

— Как я могу, узнав о тебе такое, оставаться равнодушной?

Последние барьеры, которыми она окружила свое сердце, рухнули. Карлос привлек ее к себе, и тепло его тела проникло через ее одежду, через ее кожу внутрь ее и устремилось вниз, к средоточию ее женского естества.

— В таком случае мне придется тебя отвлечь.

Карлос медленно накрыл ее губы своими. Это был поцелуй любовников, которые хорошо друг друга знают и умеют доставлять друг другу наслаждение.

Как может мужчина так хорошо знать ее тело и в то же время оставаться для нее загадкой? Сегодня она узнала о нем больше, чем за предыдущие четыре года. Они сделали большой шаг вперед.

Она по-прежнему не знает, что заставило Карлоса сделать ей предложение руки и сердца, но прямо сейчас ей хочется сосредоточиться на своих чувствах. Ее сердце болит за него. Она не должна позволять этому ее ослепить, но не может оставаться в стороне.

Спустив с ее плеча халат и ночную рубашку, Карлос накрыл ладонью ее грудь и принялся покрывать поцелуями шею и ключицу.

В отличие от него она не умеет подавлять бушующие внутри ее эмоции. Им необходимо дать выход. Что бы ни готовил для нее завтрашний день, она не может оставлять его сейчас наедине с мучительными воспоминаниями.

— Думаю, нам лучше запереть дверь, — простонала она.

Охваченный желанием, Карлос открыл панель безопасности в стене у двери. Подобная есть в каждой комнате в доме. С ее помощью можно закрыть все двери и окна и защититься от вторжения извне. В то время как его отец заботился о безопасности своих детей, у Карлоса было на уме совсем другое.

Быстро набрав нужный код, он закрыл дверь и ставни на окнах. Помещение стало похоже на роскошный непроницаемый кокон.

Лайла, сидящая на краю скамьи, ахнула от изумления:

— Никто не может сюда проникнуть?

— Это мой дом, мои владения, — сказал Карлос, возвращаясь к ней. — Нам никто не помешает. Нас никто не увидит. Я бы не стал подвергать тебя риску. Я всегда буду тебя защищать.

Вечер, который он провел за разговором с отцом и братьями, был мучительно долгим. В жизни семьи Медина есть пустота, которую ничто не может заполнить. И виноват в этом он, потому что не смог защитить свою мать. Умом он, конечно, понимает, что, будучи тринадцатилетним подростком, не мог в одиночку противостоять группе мятежников, но все же ему следовало попытаться что-нибудь предпринять. Действуй он по-другому, возможно, ему удалось бы ее спасти. Он много лет жил с этой мыслью, пряча боль в глубине своего сердца, но сегодня вечером воспоминания разбередили старые раны. Сейчас ему как никогда нужно забыться, и лучше всего сделать это в объятиях Лайлы.