– Байк, – не задумываясь, выпалила Лина, – «Урал» со всеми наворотами, с умноколесами. И водный скутер. И собачку – долматинского дога. И трехэтажный дом, чтоб этой собачке было где гулять…

– Стоп, стоп, – Умник засмеялся, замахал в воздухе сигарой. – Аппетиты у тебя, дорогуша… Я имел в виду совсем другое. Сегодня мы с тобой идем на одно очень торжественное мероприятие, до него остался всего час. В чем ты пойдешь туда? В этом полотенце?

– В полотенце пойду! – обиженно заявила Лина. – Значит, о себе ты позаботился, купил себе костюм заранее, а я за час должна обернуться, найти себе что-нибудь приличное? И где же мне искать? В магазинчике вашем вшивом? Да там даже бикини нет! Ладно, сейчас в интернет-маркет залезу… – Она уселась на стул, положила комп на колени и шустро вошла в сеть. – За час у вас заказ доставят, как ты думаешь?

– Смотря чего. Бикини доставят, хотя они у нас и не в ходу, а вот такое – вряд ли. Полюбуйся.

Умник сходил в спальню, принес большую пластиковую коробку, положил ее на стол и открыл.

– Это что? – обалдело спросила Лина.

– Мой тебе подарочек.

– И что ты хочешь сказать? Что я должна это одеть?

– Именно так – должна. Тебе что, не нравится?

– Не знаю, – откровенно призналась Лина. – Не представляю, как все это на мне будет выглядеть. Я и юбку-то в последний раз одевала, наверное, в колледже. А тут вообще столько всего… Нет, выглядит, конечно, круто, но ты мог хотя бы со мной посоветоваться.

– Это униформа невест русских шпионов, – очень серьезно сообщил Юрий. – Обсуждению не подлежит.

– А размер?..

– Размерчик тоже стандартный. XXXL – на вырост.

– Да ну тебя! – Лина схватила коробку и прижала к груди, полотенце при этом умудрилось-таки соскользнуть на пол. – Спасибо, Юр. Правда. Просто я никогда такого не носила, мне даже страшно. Это наверное жутких денег стоит?

– Жутких, – согласился Юрий.

– Из Парижа?

– Из Москвы. Там шьют не хуже.

– Я пошла одеваться, – пискнула Лина и помчалась в спальню. – И не подглядывай! – крикнула она, захлопнув дверь перед самым Юркиным носом.

Настроение ее уже стало праздничным.

Лина и Юрий шли по коридору. Шли степенно, торжественно – по-другому и нельзя было идти в том, что несла на себе Лина. Туфли-лодочки из змеиной кожи, с платиновыми пряжками. Длинная, почти до пола, юбка с разрезом до середины бедра, ослепительно белая блузка из натурального шелка, синий жакет, расшитый золотыми и серебряными нитями. Европейский от-кутюр, почти вымерший в эпоху стабилизированного потребления, и оттого втройне дорогой. На шее – три нитки жемчуга, каждая своего цвета, на лацкане – брошка, скромная такая лилия с тремя топазовыми лепестками, с листиками из изумрудов. Не так давно Лина сказала Юрию: «Я спала с мужчинами, и за это они дарили мне всякие побрякушки». Соврала, поганка, опять соврала. Не про мужчин, про побрякушки. Лина всегда безразлично относилась к ювелирным изделиям, среди девушек хай-стэндовского круга было особо модным не цеплять на себя драгоценности и пользоваться минимумом косметики. Но эта брошка, эти жемчуга привели ее в неподдельный восторг – потому что подарил их Умник. Она исцеловала Юрку всего-всего… может, дошло бы и до большего, но время уже поджимало. «Пора идти на банкет, – сказал Юрий».

И вот они шли. Ступали по ковровой дорожке. Все, кто попадались им навстречу, улыбались и кланялись. Лина и Юрий раскланивались в ответ. «Лина», – представлял Лину Юрий, «Очень приятно», – говорила Лина, не пытаясь запомнить имена и фамилии. Голова ее уже кружилась от мелькания знакомых и незнакомых лиц.

Юрий, представляя ее, ни разу не произнес слово «невеста». Почему? Здесь не было так принято? Или прав был Мишка, не быть ей женой Умника, и ведут ее на какой-то особый шпионский обряд, где подадут ее, американку, к столу в сыром виде, и порежут на кусочки, и съедят вилками во имя процветания Славяно-тюркского Союза?

Вдоль просторного зала шел длинный стол, за ним сидело около полусотни людей – половина из них была в парадной офицерской форме, остальные – в красивых нарядах. Дам было немного, не больше десяти, и все они были одеты от кутюр.

– А ты почему не в военной форме, подполковник Ладыгин? – шепнула Лина.

– Форма вся в пулевых дырках, – ответил Юрий, – некогда было зашивать. И бронежилет сел от стирки, жмет.

Хохмач… Лина пожала плечами. Она хотела бы увидеть его в русской офицерской форме – трудно было представить в ней марджа Умника, но вот шпиона Юрия Ладыгина – запросто. Хотя, надо сказать, и костюм шел ему отменно.

Тихо играла музыка – что-то древнее, приятное, типа рок-баллады, неизвестный Лине русский певец пел: «Видишь, там на горе-э-э возвышается крест, под ним три десятка солда-а-ат, повиси-ка на нё-о-ом…» На столе стройными рядами стояли тарелки, блюда, вазы и салатницы – со всем, чего только могла пожелать душа. Лина сглотнула слюну – она так и не успела перекусить после тренировки, провозилась с одеванием, и сейчас издыхала от голода. Также в немалом количестве присутствовали бутылки с вином, пивом и даже с водкой. Лине захотелось озадаченно почесать в затылке, но она вспомнила, что полчаса билась над укладкой волос и воздержалась.

– В честь чего гуляем? – спросила она Юрия.

– В честь меня, – сказал он.

Лина не успела спросить большего – к ним подлетел распорядитель в черном фраке, расцвел в широчайшей улыбке и сказал:

– Юрий Николаевич! Хелена Юзефовна! Наконец-то, наконец-то! Мы уж и заждались, право! Пойдемте, милости просим!

Лина поперхнулась. «Хелена Юзефовна» – это ж надо…

Их подвели к торцу стола – видимо, на самые почетные места, и посадили рядышком парочкой. По праву руку от Лины оказался никто иной, как Иконников М.С. – как ни странно, не в докторской робе, ни в пиджачке даже, а в кителе полковника медицинской службы. Милейший доктор слегка попахивал одеколоном и весь лучился добротой. Слева от Юрия высился монолитный субъект лет пятидесяти, килограммов сто двадцать чистых мышц – в гражданском костюме, в черных очках, столь спецслужбитстской внешности, что от одного взгляда на него начинали ныть зубы. Лина немедленно цапнула сразу два куска ветчины – самых больших на блюде с мясным ассорти, отправила их в рот и начала жевать, чувствуя, что именно на нее направлены глаза всех людей, находящихся в зале.