Шрифт:
Борис снова засмеялся.
– Злая ты, Симочка. Потому и одна. Мужики любят женщин нежных и ласковых, покладистых, а на твоем кончике языка сплошной яд.
– Что тебе до моего языка и одиночества? Я у тебя на шее не сижу. Ты зачем приехал?
– Побойся Бога, мы же одна семья. Я теперь остался за старшего и должен о вас заботиться. Но, если честно, то я соскучился и решил пригласить вас в ресторан. Нам же нужно, хоть изредка видеться? Но не в этой же каморке, – он обвел брезгливым взглядом комнату тети Маруси, – сидеть весь вечер?
Сима вопросительно посмотрела на меня. Я в ответ пожала плечами. Наверное, мы подумали об одном и том же: просто так от Бориса не отделаться, значит, нужно соглашаться.
– Что-то подсказывает мне, что гостеприимство твое далеко не бескорыстно, но, видно, другого выхода нет, – вздохнула сестра. – Считай, что ты нас уговорил, и мы принимаем твое приглашение, а теперь – до свидания, – поспешно добавила она, пытаясь скорее его выпроводить.
Он не сдвинулся с места.
– Ну все, Борис, не испытывай наше терпение. К тому же, нам нужно привести себя в порядок. Давай, до свидания. Успеем еще за вечер насмотреться друг на друга.
– Симочка, ты так любезна, что не хочешь даже узнать, зачем я сюда приехал?
– Ну и зачем же? Наверное, не ожидал меня здесь увидеть и думал, что Соня одна? Слушай, перестань морочить ей голову. А ты все молчишь? – повернулась она ко мне. – Скажи сама ему. Да, ну вас, – Сима махнула рукой и вышла в комнату, наградив обоих недовольным взглядом.
Я хотела последовать за ней, но Борис преградил дорогу. Насмешливые глаза его вдруг потемнели. Мы смотрели друг другу в глаза: он вопросительно, я – отрицательно. Сима почувствовав неладное, вернулась.
– Снова набираешь очки, мастер соблазна? – спросила недружелюбно и беспардонно оттолкнула его к стене. – Борис, может, хватит? Детство закончилось.
– Вообще-то я приехал по делу, вернее, по просьбе мамы.
Мы с сестрой переглянулись.
– Постой, а с тобой все в порядке? Когда это твоя мама успела тебя к нам отправить? Надеюсь, ты не увлекаешься спиритическими сеансами? – Сима даже побледнела, оттого, как он произнес эти слова.
Борис откровенно расхохотался.
– Сейчас вам будет понятнее, – он вышел в коридор и вернулся с картиной в руках. Это была копия того рисунка, что мы нашли в сундучке, только значительно больше и красочнее. – Поверьте, девочки, я бы не стал вас зря беспокоить, но вынужден выполнить последнее распоряжение мамы, – он поставил картину на стол и медленно провел по ней пальцем. – Масло. Прошлый век. В музее сказали, что ее поверхность нужно периодически протирать соком от свежей луковицы. Картина по нынешним временам дорогая, однако, мама уже распорядилась ее судьбой, и я не могу ослушаться. Она решила подарить ее санаторию.
– Ты, что же уже успел показать ее в музее? – округлила глаза Сима.
– Успокойся, Симочка, я принес ее вам. Не такой уж я безнадежный. На обороте я нашел записку, в которой мама поставила свое условие. Как видите, на ней запечатлено ваше родовое гнездо в период его полного расцвета. Записка на картине адресована вам. Решение мамы – ее право, но ее просьба мне не совсем понятна.
Он медленно перевернул картину, и мы увидели небольшой листок бумаги, прикрепленный к раме скотчем.
«Девочки, родные мои, Соня и Сима. Эта картина для меня слишком дорога. Она должна вернуться в мой кабинет, где прошла вся моя жизнь. Оказывается, я всегда была у себя дома, но совсем недавно узнала об этом. Это моя последняя просьба и вы должны ее выполнить».
Я заметила слезы в глазах сестры. Сама тоже готова была разреветься в любую минуту. Эта неожиданная и последняя встреча с памятью тети Агнессы растрогала нас до глубины души.
– У вас есть какое-нибудь предположение на этот счет? – осторожно спросил Борис.
Мы одновременно пожали плечами.
– Кто знает, о чем думала тетя, когда писала эту записку? – тихо произнесла я. – К концу жизни люди становятся излишне сентиментальны. Ей, наверное, хотелось, чтобы и мы почувствовали то же тепло, которое ощущала она в старых стенах.
– Может, ты и права, – задумчиво произнес Борис. – Ладно, девчонки, жду вас на ужин. Там и поговорим, – он послал нам воздушный поцелуй и ушел.
Я отнесла картину в комнату, бережно прижав ее к груди. Сима пришла следом. – Ты хорошо закрыла за ним дверь? – спросила я шепотом.
Она кивнула в ответ.
– Согласись, что он до сих пор хорош? Порой мне кажется, что я никогда не смогу… Ну, разве я в этом виновата? – взгляд мой просил поддержки или, хотя бы, понимания.
Сима никогда не разделяла моего восхищения Борисом и относилась к нему всегда ровно и без изменений, так что на добровольный акт милосердия, рассчитывать особенно не приходилось.
– Да не смотри ты на меня так, – сказала она досадливо. – Могу поспорить, что наш красавчик совсем скоро покажет себя с изнаночной стороны. Не нравится мне все.