Шрифт:
Видимо он, в самом деле, излишне нервничает, раз вызывает у хозяйки желание подшучивать. Гость взял чашку и с безмятежным видом поинтересовался:
– Скажите, а кто автор пейзажа?
От девушки не укрылось некоторое замешательство на лице консультанта по безопасности и его деликатное «вы».
– Автора звать – Елена.
– Ван Гога напоминает, – смущаясь, признался Валерка.
– И не только вам, – кивнула головой хозяйка.
Лакмус скользнул взглядом по полуобнаженной груди девушки и ощутил вспыхнувшее желание. Настолько сильное, что Валерка мысленно обругал себя школьником.
Алена уловила настроение собеседника и насторожилась.
– Мед, варенье, заварка. И, пожалуйста, никаких двусмысленных комплиментов.
Потом, более мягким тоном, она стала объяснять гостю разницу между ранними работами и эстетикой позднего Ван Гога.
Удивительно, но некоторая строгость девушки обрадовала Валерку. Писюн во все глаза смотрел на русоволосую хозяйку, не сознавая, что со стороны выглядит довольно нелепо: рот полуоткрыт, чай нетронут, а сам, реальный киллер, с восторгом слушает историю жизни великого голландца.
Алена подчеркнула влияние художника на разные жанры.
– В последней ленте Куросавы, на мой взгляд, Ван Гог просто цитируется.
Реакция киллера на вдохновенный монолог хозяйки неожиданно оказалась, как говорят политики, неадекватной, гость покраснел, затрясся и попросил разрешения воспользоваться ванной.
Каштанова проводила Валерку недоуменным взглядом и минут пять слушала, как шумит вода, причем холодная. Газовая колонка на кухне безмолвствовала.
Тайсон невозмутимо наблюдал за встревоженной Аленой, давая понять всем своим видом, что он-то знает причину странного поведения гостя, но делиться конфиденциальной информацией не намерен.
А в ванной, Лакмус, стоя на коленях, беззвучно голосил, повторяя:
– Господи, прости меня, пожалуйста, если можешь.
Истерика длилась недолго, Валерка взял себя в руки. И, сполоснув холодной водой лицо, присел на край ванны, ожидая, когда покрасневшие от слез глаза примут нормальный вид.
Причиной истерики явилось все то же сходство хозяйки квартиры с Аней Бельчиковой. Лакмус даже испугался, ощутив вдруг полную невозможность владеть собой. Расскажи кто-то нечто подобное, покрутил бы пальцем у виска. Или решил что врут. Происходящее, в самом деле, выглядело неестественным. Он же не шизик какой-нибудь, а нормальный мужик, воевал. А стоило какой-то практически незнакомой девице произнести несколько фраз, как все внутри перевернулось и затряслось. Так и до психушки недалеко.
Валерка сидел на краю ванны, опустив голову, упершись лбом в прохладную полированную поверхность края раковины умывальника.
Лакмус не питал иллюзий насчет скорого выздоровления от, как иногда говорят, наваждения.
В конце августа он встретил Бельчикову и вначале не узнал бывшую одноклассницу. Валерка стоял на троллейбусной остановке, машина второй день находилась на станции техобслуживания, и уличная торговка предложила семечки. Семечек Писюн не покупал уже много лет, но тут почему-то согласился. Заплатил, взял небольшой кулечек и собрался отойти, но заметно нетрезвая торговка попросила угостить сигаретой. Валерка не курил, и пьянчужка обратилась к молодому парню, стоявшему неподалеку. Тот вытряхнул из пачки сигарету, дал прикурить. И внезапная догадка пронзила Валерку – перед ним Бельчикова. Без двух верхних зубов, в голубенькой косыночке, в стоптанных домашних тапочка на худых ногах. Первая красавица школы, в грязно-белом джинсовом платьице, сидела на нагретом солнцем цементном бордюре и радостно затягивалась дешевой сигаретой.
Обомлевший Валерка делал вид, что смотрит в другую сторону, а сам искоса следил, как торговка периодически бубнила:
– Хорошие семечки, берите.
Аня была пьяна, но с видимым усилием держалась: сидела прямо, тщательно выговаривала слова, короче говоря, заботилась о репутации бренда.
Вдруг из-за ближайшего киоска выкатился амбал в розовых брюках и шафрановой потрепанной жилетке, приблизился к Бельчиковой, ткнул ее кулаком в плечо и просипел:
– Подъем, животное.
Аня с трудом поднялась и заковыляла вслед за господином. Молча. Без слов.
Лакмус заставил себя остаться на том месте, где стоял, хотя единственным желанием, заполнившим все существо Валерки, было желание догнать спутника школьной любви и смешать с землей.
На следующий день Лакмус сам подошел к Ане и попросил семечек. Та, узнав вчерашнего покупателя, уточнила, сколько стаканов и поинтересовалась, понравились ли? Услышав «да», без всякого перехода стала рассказывать о себе, быстро, сбивчиво, словно опасаясь, что ее прервут.
Лакмус уже не боялся быть узнанным: время несомненно смыло из памяти первой красавицы школы все лишнее, в том числе и чувства к Валерке.
Ведомая необъяснимым инстинктом, Бельчикова говорила, торопясь сообщить широкоплечему незнакомцу главное: она известный сценарист и скоро вернется на телевидение, чтобы осуществить замечательный проект – цикл передач о древних ариях. Их знания необходимы современным людям. И этот проект превзойдет все, снятые по ее сценариям.
Валерка подыграл, сделав вид, будто не сомневается в успешной теле-карьере Бельчиковой. Она вдруг оборвала фразу на полуслове и с испугом оглянулась в сторону киосков. Все тот же тип в жилетке подбежал к Бельчиковой, забрал деньги, сверкнул глазами в сторону Лакмуса и, схватив Аню за руку, потащил за собой.