– Знаешь, Юра, я, наконец, сообразила, где видела лицо Ростислава Валерьевича. Он сосед Веры, и обожает подсматривать в окна чужих квартир. Произошло это в ночь, когда имела честь оказаться в шкуре Жанны, в машине с пьяным Дядей Толей. Я ничего не могла сделать, ни убежать, ни спрятаться.

Понимаешь, Юра, не хотела тебе об этом говорить, но у слабых всегда есть убежище – стремление к истине. Уроды взяли малыша в заложники. И опять из-за «Платиновой девушки». Какой-то рок. Все-таки существует черная магия. И она потрясающе сильна. Но есть и магия белая. Помнишь вечер, когда господин Абрикосов признался, что хочет написать обо мне? Это ведь признание в симпатии. И желание освободиться от образа. Моего. И я тебе благодарна, это чудесное ощущение. Поэтому помогу тебе освободиться, видишь, я понятливая, «бедняжка, за тебя богов молю, ты честно отвечала королю». Сначала, о магии черной. Должна была выстроиться цепочка совпадений, чтобы уроды схватили мнимую «Жанну». Виктор ушел в запой, Вера обратилась за помощью, ночной холод вынудил меня вновь напялить костюм и парик.… Но исходная точка – месть. Желание мстить. Максу. Праведный гнев. Но праведный ли? А может это желание быть героиней, победительницей? Для чего? Во имя чего? Смысл? Открытия рождаются за границей отчаяния. Я совершила открытие, Юра. Тебя. Вы, сударь, тоже заложник. Могу только догадываться, каких усилий стоит господину Абрикосову сохранять вид свободного художника. Но, увы, ничего другого не остается. Реально ты ничего не можешь изменить. Пока Вера и Леша зависят от безумств Виктора. Это, серьезно. Диагноз, Юра. Мне сейчас проще. Достаточно не надевать костюма, взятого у Алены, вычеркнуть из памяти события последних дней: «не знаю, не помню, не был и – свобода». От ситуации, как минимум. Хотя, тоже иллюзорный выход…

Такого в семье Береговых давно не было. Герман явился под утро, с лихорадочно блестевшими глазами и сильным запахом перегара. Брюки и туфли всегда опрятного владельца «Айсберга» имели плачевный вид: прилипшие комья глины, грязь, мокрые пятна.

Супруга, Ирина, молча наблюдала как профессор швырнул одежду и обувь в мусорное ведро, а сам набрал в ванную холодной воды и, пофыркивая, стал нырять и выныривать, сгибая и разгибая ноги.

Домашние давно привыкли видеть главу семьи, то стоящим на голове, то спящим на досках. Поэтому Ира, воспользовалась моментом, когда голова благоверного высунулась из воды, потребовала назвать причину ночного вояжа супруга.

– Я не давал согласие на интервью, – объявил Берегов и опять погрузился под воду.

Вынырнув в очередной раз, он, отфыркиваясь, продекламировал: «Паситесь, мирные народы! Вас не разбудит чести клич».

Больше супруг никаких реплик не подавал, только плеснул на голову шампунь «Медовый» и ушел в пучину.

Несколько секунд Берегова наблюдала за телодвижениями главы семейства, затем сочла неуместным свое дальнейшее пребывание в ванной и вышла.

Сквозь сон Ирина слышала пение, звяканье посуды на кухне и жалобные стоны унитаза.

Съев традиционные овсяные хлопья в одиночку, она отправилась на работу. В семье Береговых разборки никогда не устраивали. Если Герман где-то фуршетился, то благоверная просто отправлялась спать в другую комнату.

Ни Ирина, ни тем более сам профессор, не могли знать, что своим чудесным спасением, владелец «Айсберга» обязан монете, рублю царской чеканки. Полковник Багров подбросил его и… чемодан, сброшенный Совой с вертолета, полетел вниз без Берегова. А сам профессор очнулся под утро в полуразрушенном коровнике за городом, дрожа от холода и страха.

Днем в редакцию «Чистого мира», позвонила дочка и затараторила:

– Мамочка, ты только не волнуйся, у папы крыша поехала в неизвестном направлении, быстро…

– Прекрати хамить, – прервала Ирина.

Но Вика зло крикнула:

– Быстро приезжай! Он ходит голый и пристает к бабушке и ко мне! Или я вызываю милицию!

– Ты что совсем охренела, – истошно заорала начальник отдела рекламы Ирина Викентьевна Берегова, краем глаза отметив вытянувшееся лицо Лики Ковальчук, редактора светской хроники.

Дочь не успела договорить следующую фразу о вызове скорой, Ирина взяла себя в руки.

– Не смей этого делать. Я буду через пять минут.

Мчась сломя голову вниз по лестнице, Берегова поняла, что переоценила свои спринтерские возможности. В метро Ирине стало плохо, какой-то мужчина даже уступил место и предложил нитроглицерин. Когда Берегова добралась до дома, со скамейки у подъезда вскочила Вика и, понизив голос, залепетала:

– Ходит голый, ест котлеты холодные и пристает ко всем.

Глаза дочки наполнились слезами и Вика умолкла. Услышанное казалось нереальным, Ирина только кивнула головой и первой вошла в подъезд. Дочь опередила, нажав кнопку вызова. На девятом лифт остановился. Кира открыла своим ключом дверь и окаменела – голый Герман рисовал на стене золотую рыбку. Рыбка была метра три длиной, и похожа на одногорбого верблюда. То, что она золотая, явствовало из подписи. Несколько синих извилистых полос на стене символизировали море.

– Идиот! Что ты делаешь?! – не выдержала Ирина.

– Ибка! Заятая! – зашепелявил голосом пятилетнего карапуза Герман Вадимович.

Берегова похолодела, муж, в самом деле, производил впечатление свихнувшегося. Она услышала всхлипывания, и вид плачущей дочки окончательно развеял сомнения.

– Господин Берегов, я вызываю врача, – предприняла еще одну попытку вернуть супруга в реальность Ирина.

Герман загугукал, резво подскочил к жене, и влепил ей в щеку звонкий поцелуй.

– Звони ноль три, – скомандовала Ирина дочери, с отвращением отвергнув попытку Германа Вадимовича закружить ее в зажигательном танго.