Вот и Сталин после осени-зимы-весны 1950–1951 гг. понял: нахрапом и наскоком тут, на Дальнем Востоке, не возьмешь. Тем более при начинающихся проблемах в тылу. И решил предложить начать мирные переговоры по Корее, чтобы под их прикрытием в то же время готовить внезапный удар. Вот и товарищ Мао туда же: с одной стороны, в начале лета 1951 г. предложил перемирие, причем в этот раз, в отличие от предыдущих «мирных» предложений, вопрос об установлении на Тайване коммунистической власти и/или об обеспечении за КНР места Китая в ООН предполагалось ставить только для того, чтобы «поторговаться» с Америкой. А с другой стороны, готовился китайский коммунистический вождь в августе 1951 г. нанести в Корее сильный внезапный удар ( Торкунов А.В. Загадочная война. Корейский конфликт 1950–1953 гг. С. 165–166). Тогда удар не состоялся: одернули «старшие братья» из Москвы, сказав, что не ко времени. Сталин сам готовил удар, попозже, да зато и поосновательней! Но ведь и сама советская сторона еще 5 июля заявила, что больше не ставит условием подписания перемирия вопрос о представительстве КНР в ООН или о Тайване ( Ванин Ю.В. Корейская война и ООН. С. 222–223).

Обратим внимание на некоторые внешнеполитические шаги того времени. 8 сентября 1951 г. в Сан-Франциско был подписан мирный договор союзников с Японией. СССР отказался его подписывать, и Закорецкий рассматривает этот отказ как необходимость сохранить со Страной восходящего солнца состояние войны. И одновременно советская сторона утверждает, что Япония «оккупирована Соединенными Штатами» (об этом речь пойдет чуть ниже). Ну, чтобы советские люди не удивлялись, когда на Японию внезапно нападем (хотя это был явный перебор, ибо кого и чем тогда в Советской стране можно было удивить) ( Закорецкий К . Третья мировая война Сталина. С. 275).

Попутно в эти месяцы китайская коммунистическая сторона достигла еще одного успеха – прибрала к рукам Тибет. Собственно, военные операции против Тибета НОАК развернула, как уже говорилось, еще с марта 1950 г., но на зиму 1950/51 наступление было приостановлено. И только 23 мая 1951 г. было достигнуто соглашение о присоединении Тибета к КНР на правах автономии. 9 сентября части НОАК вступили в Лхасу (Тибет в 1912–1951 гг. // Википедия).

Впрочем, присоединили ли Тибет полностью? Во всяком случае, во время пресловутого визита Чжоу Энь-Лая в СССР год спустя китайская сторона просила СССР (3 сентября 1952 г., через год без малого после вступления в Лхасу) «оказать содействие Китайской Народной Республике в установлении контроля над Тибетом» ( Ледовский А.М. СССР и Сталин в судьбах Китая. С. 167). Однако тибетская проблема – это отдельная большая тема, тут я еще и ее освещать не собираюсь. Вернемся к планам Сталина на 1951–1952 гг.

Начнем с того, что Дальним Востоком дело не ограничивалось. Вскоре появилось постановление Политбюро от 29 ноября 1951 г. о выселении из пределов Грузинской ССР навечно в Южный Казахстан «близких родственников… эмигрантов, изменников Родине (можно предположить, что далеко не все из этой категории были теми, кого принято называть так во всем мире . – В. К. ) из числа грузин-аджарцев, проживающих в Турции. Тут, очевидно, ошибка – надо «ранее проживавших», хотя наши «органы» вполне могли выкрадывать людей и оттуда, примеров тому масса; в целом же – все понятно: раз в Турции живешь, значит, изменник; по крайней мере, те, кто сотрудничал с врагом в годы войны, в бегстве именно в Турцию вроде не замечены; да и если уроженцы Аджарии сотрудничали в годы войны с врагом, то только на оккупированных территориях, к каковым Закавказье вроде не относилось; но оттуда сподручнее было бежать отнюдь не в Турцию!

Опять-таки, если эмигрант, проживавший в Турции, вернулся домой, то, очевидно, только после того, как государство обещало ему прощение; в таком случае мы вынуждены констатировать, что государство свое обещание нарушило. Банальность для тех, кто воспитан на «Архипелаге ГУЛАГ» – там таких примеров навалом (вспомним хотя бы «заман и заглот» советских солдат, попавших в немецкий плен – «Родина простила, Родина зовет!»), но вот чтобы такой вывод можно было сделать из дневника Берия или из апологетических комментариев к нему – это интересно! Однако продолжим.

Предполагалось, согласно тому же постановлению, ссылать из Аджарии в Казахстан навечно также «реэмигрантов, прибывших в Грузию в 1946–1949 гг. из Франции, Ирана и Китая»… А вот тут вообще никакой вины (по крайней мере, из контекста дневника и комментариев не видно наличие другой вины, кроме «прибытия из Франции, Ирана и Китая») не видно, и все гораздо проще: прибыл из-за границы – значит, враг!

Но мы отвлеклись от темы новой мировой войны. Напомню поэтому, что выселение представителей «не тех» национальностей из приграничных районов есть достаточно верный признак скорого превращения этих районов в прифронтовую полосу. Так было в западных районах СССР перед 1941 годом, так было примерно в те же годы на Дальнем Востоке (корейцы). Так было и в Закавказье, например, еще 18 января 1938 г. НКВД СССР разработал проект выдворения иранских подданных из Азербайджана: этим лицам предлагалось в месячный срок либо принять гражданство СССР (в этом случае они подлежали выселению в Казахстан), либо выехать в Иран, а в случае отказа они подлежали аресту. Ну, правда, в конце концов, советские чекисты (вернее, те, кто им давал указания) «смягчились» и выслали всех. Автор, приводящий эти сведения, не скрывает, что НКВД использовал эту высылку для заброски агентов в Иран ( Гасанлы Дж. Вступление советских войск в Иран и укрепление позиций СССР в Южном Азербайджане // Правда Виктора Суворова. Окончательное решение. М., 2009. С. 92–94). В не столь отдаленном будущем за этим шагом, как известно, последовало вторжение СССР в Северный Иран.

Но главным продолжало оставаться японское направление. Явно именно с расчетом использования на этом направлении на вооружение СССР 3 декабря 1951 г. поступили ракеты Р-5. Началось наконец и развертывание пяти обещанных ракетных бригад в дополнение к двум уже имевшимся.

Кстати, в дневниках Берия мы опять видим лакуну с 5 ноября по 21 декабря 1951 г. Таким образом, и принятие на вооружение Р-5, и упоминавшееся постановление Политбюро от 29 ноября – пропущены. Однако через три страницы появляется запись от 20 декабря ( Берия Л.П. С атомной бомбой мы живем! С. 141, 144), что заставляет снова думать об опечатке – лакуна до 21 ноября вместо 21 декабря.

Что-то много, однако, опечаток. Как бы то ни было, очевидно, что дневники Берия теперь отмечает некая нервозность, скомканность, а также путание в датах. Сам Лаврентий Павлович чуть позже, 15 июля 1952 г. (кстати, после еще одной большой лакуны, начиная с 10 июня, и сразу после упоминания о предстоящем съезде партии), замечает: «Редко я теперь берусь за свой дневник. Ха! Дневник это если пишешь и пишешь, а тут то пишешь, то нет. Ни времени нет, ни жалания (так в тексте. – Прим. С. Кремлева)» (там же. С. 154–155). Такого не было даже в самые трудные годы прошлой войны. И это само по себе показательно.