Кстати, и в войне в Корее русские эмигранты на стороне союзников участвовали, причем как эмигранты первой волны 1917–1920 гг. (например, русские казаки из Парагвая), так и те, кто бежал из СССР в годы Второй мировой. Когда началась война в Корее, среди эмигрантов обеих волн стало распространяться мнение: это не локальная война, а часть мировой, с помощью которой большевизм хочет распространить свое господство на весь мир (Корейская война 1950–1953 гг. // Сайт. Кстати, по свидетельству Солженицына, как «Испанию третьей мировой» воспринимали Корею и заключенные «Архипелага ГУЛАГ» начала 1950-х гг. (Архипелаг ГУЛАГ. Ч. 5. Гл. 2).

Особенно настораживало советское руководство то, что вся эта активность противника имеет место в полярных широтах, на том единственном направлении, с которого только и можно наземными силами достичь Америки (к чему СССР и готовился). Именно на этих направлениях враг и предпринимает ответную активность. Возникают резонные опасения: неспроста это! Но еще активнее неприятель действует на Дальнем Востоке…

14 сентября американские самолеты-разведчики обнаружили в КНДР и КНР советские ракеты Р-5, изготовленные для удара. Да вообще, в последнее время крутятся они вокруг наших военных приготовлений как назойливые мухи – самолеты-разведчики, НЛО-беспилотники, пилотные подводные и надводные (последние – особенно в Японском море) «тарелки». А вот 19 сентября американской авиацией нанесен по всем стратегическим объектам Северной Кореи небывалый по силе со времен весны 1951 г. удар (Корейская война 1950–1953 гг. // Сайт. Это после того, как уже многим стало казаться: война к концу идет. С чего это вдруг? Что-то происходит!

Последнее событие из этого ряда окончательно вывело вождя из себя. 19–22 сентября 1952 г. конусообразные НЛО типа «Медуза Горгона» в количестве не менее четырех-пяти штук были замечены над Йоркширом (Великобритания). Стало ясно – противнику удалось досрочно поставить в строй несколько этих аппаратов (как уже говорилось, плановая постановка 100 таких машин была намечена на январь 1953 г.).

К исходу третьей недели сентября сомневаться в том, что противник «что-то пронюхал» насчет наших планов, уже не приходилось. Поэтому, как только Чжоу Энь-Лай покинул Москву, в тот же день, 22 сентября, состоялось совещание высшего советского руководства.

Сталин вызвал нового, назначенного вместо М.В. Захарова, начальника ГРУ Генерального штаба генерал-лейтенанта Шалина Михаила Алексеевича и прямо поставил перед ним вопрос: откуда противник может знать о наших приготовлениях к операции «Путятин»? А если не знает, почему проявляет такую активность? Шалин не моргнув глазом ответил: не знают они ничего и знать не могут, просто хотят на всякий случай нервы пощекотать, на испуг берут!

Ответ Сталина не удовлетворил. Он вызвал министра госбезопасности Игнатьева и задал ему тот же вопрос: откуда могут враги знать о наших приготовлениях?

Игнатьев не ожидал такого вопроса. Ответить на него не подготовился. Он ведь не был профессиональным чекистом (вернее, давно перестал им быть; хоть и говорят, что «бывших чекистов не бывает», но, видно, за многие годы навыки подрастерял), до того (и после, как увидим) работал почти исключительно на партийных должностях. И во главе МГБ, оставаясь штатским, набрал пару десятков «партийцев», которые возглавили самые разные отделы МГБ ( Млечин Л . Смерть Сталина. С. 155–157). Такого, кстати, не было в СССР ни до, ни после…

И выложил Игнатьев теперь все как есть. Утечка происходит, сказал он, от главы МИДа Вышинского через государственного советника первого ранга Володина. Это МГБ доподлинно установило еще десять месяцев назад, когда товарищ Сталин находился на отдыхе на Черном море. О чем им, Игнатьевым, и было доложено товарищу Молотову, который тогда в очередной раз за Сталина оставался. «Разве, товарищ Сталин, товарищ Молотов вам об этом не доложил?» – закончил Игнатьев.

Все присутствующие обернулись к Молотову. Вернее, к тому месту, где он только что сидел, с намерением задать один и тот же вопрос: «неужели это правда?» Но «человека № 2» там уже не было… Пока Сталин задавал Игнатьеву вопрос, а тот на него отвечал, Молотов тихо ушел с заседания.

Сталин, как будто не видя, что его нет, как бы сам себе сказал: «Ну, уж от тебя, Вячеслав, не ожидал…»

В тот же день (вернее, в тот же час) был арестован Иннокентий Володин. Шофер, который вез его с очередного дипломатического приема (подвозил его какой-то чужой, объяснив, что подменяет обычного мидовского, который-де заболел), по пути откликнулся почему-то на просьбу человека («знакомого»), попросившего подвезти. Сел «знакомый» с Володиным на заднее сиденье, сунул ему под нос бумажку, попросив прочитать, «а то в темноте не видно» (на володинском месте лампочка ярче светила). А бумажка оказалась «ордером на арест Володина Иннокентия Артемьевича, 1908 года рождения…» Шофер оказался работником МГБ. И «пассажир» тоже. Прямо в парадном дипломатическом мундире Володина доставили во внутреннюю тюрьму на Лубянку…

Что касается остальных, то их судьба, понятно, тоже была решена. Судьба Молотова и Вышинского – само собой. И судьба Игнатьева: формально он поступил правильно, однако по неписаным правилам обязан был проверить по своим каналам, доложено ли самому Сталину! Вот и решил Вождь, что он дилетант («чтобы не сказать хуже», как по аналогичному поводу товарищ Сталин однажды высказался)! Собственно, игра «и нашим, и вашим» дорого ему обошлась потому, что несколько раньше времени была раскрыта. Теперь Игнатьев был обречен и в случае победы Сталина, и в случае победы его оппонентов: ведь он раскрыл их заговор, хотя бы и частично (сказал только про Вышинского, про «четверку» просто точно не знал). Да и вообще, как мы видели, Берия был против руководящей роли партии «во всем и вся», а уж подавно против «засорения» кадров МГБ руководящими партийными работниками… Так что судьба Игнатьева была в любом случае незавидна. Оставалась у пока еще главы МГБ одна надежда: если сначала будет устранен Сталин, а потом – и Берия… А ведь и правда: перед 1 марта 1953 г. (последний день, когда Сталин руководил страной) Берия должен был получить санкцию на арест Игнатьева, но не успел ( Прудникова Е . 1953 год. Смертельные игры. М., 2011. С. 104). А уже после убийства Сталина Берия снова хотел арестовать Игнатьева, но опять не успел – самого арестовали ( Млечин Л . Смерть Сталина. С. 312–313).