Понятное дело, что по крайней мере на первых порах многопартийность превратилась бы, скорее всего, в фикцию. В конце концов, во многих странах Восточной Европы в течение всех сорока лет правления коммунистов сохранялись формально и другие партии; даже в Китае всегда (и в годы «культурной революции» тоже) функционировали не то пять, не то восемь других партий. И это не мешало существованию коммунистической диктатуры. Однако большое значение имело то, что все эти «другие партии» послужили костяком для формирования реальной многопартийности, когда коммунистические режимы потерпели крах. Удайся «проект Берия», вероятно, и в нашей стране после 1991 г. (или раньше?) формирование реальной многопартийности пошло бы куда легче и быстрее… Подобную мысль в своих вышедших в конце 1990-х гг. мемуарах высказывает, например, известный генерал-разведчик Николай Леонов.

Очень важное значение имеют также – из тех преобразований, которые после Берия нашли свое продолжение только при Горбачеве – отношения со странами «социалистического лагеря». Отношения теперь, после смерти Сталина, становились более равноправными, без таких сцен, которые имели место, например, на встрече Тито и Сталина 11 апреля 1945 г., когда «подтянутый Тито в маршальской форме произносит перед Сталиным и Молотовым речь», при этом «имеет вид старательного студента, держащего ответ перед строгими преподавателями». Это при том, что, в отличие от большинства других коммунистических лидеров стран Восточной Европы, Тито не был посажен на свое место советскими штыками, а завоевал его сам, своей многолетней борьбой с немецкими оккупантами. И популярность его в своей стране была чрезвычайно высока. Удивительно ли, что «такая жесткая позиция Сталина заводила ситуацию в тупик, а Тито вела на Запад» ( Кремлев С . Если бы Берию не убили… С. 172–173)?

А вот после смерти Сталина Тито в марте 1953 г. выступил с заявлением о том, что «мы были бы рады, если бы они (руководители СССР . – В. К. ) признали допущенные ошибки по делу нашей страны». «Ошибки» – мягко сказано: П. Судоплатов вспоминает, что еще в конце февраля 1953 г. Сталин ставил ему практические задачи по организации покушения на Тито (цит. по: Топтыгин А . Лаврентий Берия. Неизвестный маршал госбезопасности. С. 377–378). Возможно, с этого убийства Сталин планировал таки начать мировую войну, как и предсказывал американский журнал «Кольерс».

А вот Берия явно придерживался курса на нормализацию отношений с Югославией, хотя Тито он и недолюбливал. Вот запись в его дневнике от 4 августа 1952 г.: «Он, может быть, и му…к, но это же другое государство. Коба по национальному вопросу перегибает» ( Берия Л.П. С атомной бомбой мы живем! С. 155). А Топтыгин А. прямо пишет, что арест Берия отсрочил нормализацию советско-югославских отношений ( Лаврентий Берия. Неизвестный маршал госбезопасности. С. 377).

Проводились и мероприятия по демократизации отношений с другими социалистическими странами, хотя иногда и не без толчков с их стороны. Так, 1–4 июня 1953 г. прошли какие-то выступления в Чехословакии (кстати, почему мы о них, в отличие, скажем, от германских выступлений две недели спустя, ничего не знаем?  – В. К. ), и Берия отменил после того неоправданное дублирование межгосударственных координационных органов по линии СЭВ и военно-координационного комитета и создал единый орган из представителей стран «соцлагеря». Еще раньше, 20 мая, было принято отдельное аналогичное постановление по ГДР – «О реорганизации аппарата Уполномоченного МВД СССР в ГДР», предусматривавшее, в частности, значительное сокращение бюрократического аппарата.

В то же время планировался перевод отношений со странами «соцлагеря» из идеологизированных в более прагматичные. Берия не смотрел на наши отношения со странами «соцлагеря» как на способ «подкармливать» страны «народной демократии», превращая их тем самым в нахлебников СССР (как сплошь и рядом было и до него, и после – до самого 1989 г.). Вот, например, А.И. Микоян рассказывал о том, что «у нас было многолетнее соглашение о поставках» (с чехами . – В. К.) . Далее речь заходит о том, что поставки срывались, в ответ на что «Берия взбесился… На каком основании, /спросил он/, такое разложение, такая поблажка чехам и так далее?»

Приведя это свидетельство, С. Кремлев уточняет, что когда чешские заводы «Шкода» были частными, то их владельцам и в голову бы не пришло сокращать поставки по сравнению с договорными обязательствами вдвое, да еще и в рамках долголетнего соглашения, обеспечивающего ритмичную и устойчивую загрузку производства. Частная «Шкода» вытянулась бы, а поставки обеспечила ( Кремлев С . Если бы Берию не убили… С. 169–170)! Это к вопросу о понимании Берия экономики, о чем речь впереди.

Выше говорилось о планах демократизации политической жизни в СССР. Так вот, в отношении ГДР тоже намечалось «поднять роль блока демократических партий и организаций», что в переводе на общечеловеческий язык означало: хватит гнобить народ, в нормальной политической борьбе доказывайте, чего вы стоите ( Прудникова Е . 1953 год. Смертельные игры. С. 226)!»

Возможно, что именно эти намерения в значительной мере и стоили Берия власти и жизни: отстранение от единоличной власти партийного руководства, создание многопартийности, но главное – сокращение аппарата. Когда лет десять назад В.В. Путин взял курс на сокращение чиновничьего аппарата уже в новой России, какой-то телекомментатор, помню, констатировал, что в России в ХХ веке было два правителя, при которых «поголовье» бюрократов хоть немного, но сократилось – Н.С. Хрущев и М.С. Горбачев. И для обоих это плохо кончилось… Теперь мы вынуждены констатировать, что был и еще один – Л.П. Берия. Только для него это намерение кончилось еще хуже…