И вот теперь, подумать только, этот самый жрец внимательно смотрит на юношу и, судя по недоброму взгляду, этот долговязый со шрамом на лице ничего не забыл. Сделав глотательное движение, Барака понял, что в горле у него пересохло. Однако, взяв себя в руки, он еще раз поклонился, воздел руки к небу и громко произнес:

— Слава Богам! Я счастлив, что у меня наконец появилась возможность принести вам, Пресветлый хранитель, мои глубочайшие извинения! Примите же в дар от меня эти прекрасные фрукты, халву, сыр и пиво, сваренное специально для вас при храме Исиды. Я с глубоким удовольствием сделал небольшой крюк и зашел к ним, дабы вы, Светлейший, могли испробовать этот Божественный напиток!

Барака вновь поклонился и краем глаза заметил совершенно выбитого из колеи происходящим маленького послушника. Сделав страшное лицо, Барака показал ему, что нужно поклониться. Послушник понял это по-своему и просто бухнулся на колени, предварительно поклонившись обоим Светлостям. Яхья оглядел эту удивительную картину и, подойдя к нахальному гостю, тихо спросил:

— Значит, говоришь, Наисветлейший?

Повернувшись к стоящему на коленях привратнику, хранитель прошептал:

— На воротах кто-то остался?

Послушник отрицательно замотал головой и тихо пискнул.

— Тогда бегом на место.

В следующий миг отрок словно растворился в воздухе.

— Дверь закрой! — крикнул вслед хранитель. — Так. Ну, здравствуй, Наисветлейший Барака!

И, подойдя к стулу, на котором лежал его мешок, продолжил:

— Давай посмотрим, что ты тут принес. И разогнись, а то как бы от напряжения позвоночник в штаны не посыпался.

Барака выпрямился и изобразил на своем лице радость. Хранитель достал из мешка припасы и, открыв флягу, принюхался.

— Приятный запах. О, вяленое мясо! Отлично! И хватит рожи корчить, Наисветлейший! Садись, отобедаем, — скомандовал Яхья.

Этого Барака точно не ожидал. Присев на стоящий рядом стул, он с интересом наблюдал за хранителем. Тот поставил на стол две большие тарелки из белого оникса, разложил на одной из них хлеб, на другой овощи, сыр и мясо, налил пиво из большой фляги в бокалы из того же оникса. Затем, усевшись напротив послушника, поднял один из них:

— За гостя в моем доме и за то, чтобы впредь мы встречались только по радостным поводам!

С этими словами Яхья одним глотком осушил огромный стакан. Барака с восхищением следил за движениями хранителя и попробовал их повторить. Впрочем, это у него не очень хорошо получилось, он, чуть не захлебнувшись, зашелся кашлем. Яхья удивленно взглянул на гостя и расхохотался:

— Что, не пошло?

— Пошло, — отозвался Барака, — но не туда.

Яхья хлопнул его по спине и налил еще пива.

— Да, ты был прав, нахальная твоя рожа, пиво и правда отменное! Ну, рассказывай, что происходит?

— В смысле? — удивился послушник.

— Какого рожна все гоняют своих послушников туда-сюда, словно почта упразднена, и обмениваются ими за три месяца до посвящения. С чего вдруг столько суеты?

— Понятия не имею!

Яхья посмотрел на молодого человека в упор:

— Ты знаешь этого Озаса, которого к нам прислал ваш Владыка?

— Да, это мой друг. Как он?

— Хорошо. Живому все хорошо.

— Я подумал, у него проблемы.

— И ты пришел узнать, как у него дела?

— Ну, нет, конечно, меня Монту послал. И…

— Понятно. А гостинцы для друга были?

Барака посмотрел на Яхью и решил идти до конца.

— Не совсем, те, что для него, я за дверью оставил.

— А-а-а, понятно. Молодец, смелый. И, видимо, друг преданный. Гостинцы забери, он их все равно не получит, ему сейчас нельзя. Что там за письмо тебе Монту передал?

Барака достал свернутый папирус и протянул хранителю. Тот тут же снял печать и углубился в его изучение.

— Это для Владыки, — попытался возразить Барака.

Яхья только махнул рукой и указал молодому человеку на еду. Дочитав послание, хранитель посмотрел на гостя и тихо сказал:

— Ну вот, похоже, началось.

— Что началось? — пробормотал Барака с набитым ртом.

— Все, что когда-то начинается, когда-то заканчивается. И жизнь человека под этим небом, и жизнь зверя, и жизнь империи.

— В смысле?

— В прямом. Монту пишет, что тебе тоже не помешает тренировка. Ты, кажется, говорил, что готов искупить свой промах с подносом?