— Что это вы все кинулись на «Чайку»! — нахмурился Александр Андреевич. — Я ведь поставил в том сезоне. Видел мой спектакль?

— Видел, конечно.

— Ну, давай, — согласился Александр Андреевич. — Ты, в конце концов, ничем не рискуешь. Когда был знаменитый пропал «Чайки» в Александрийском театре, знаешь, как это происходило? Шикали, шипели, гоготали. Бедный Чехов уехал в ту же ночь в Москву… А сейчас, слава богу,

— Да, да, конечно. Дело, — сказал Мастер. — Было дело к тебе, да… Елена Сергеевна, — обратился он к женщине, только что пристроившейся рядом, так что теперь шагали они втроем — он, она и Геннадий, — вы не помните: что-то мы хотели ему предложить? Да, конечно! Малая сцена. Там, наверху. Славный такой зальчик на сто двадцать мест. Свой репертуар. Подумай. Предложи. Сейчас как раз эпоха малых сцен…

— Хорошо, Александр Андреевич, подумаю.

Путь был завершен: Мастер вошел, и Геннадий с Еленой Сергеевной за ним, в раздевалку, сиял с вешалки пальто с погончиками.

— Ты не исчезай, звони. Что это вы все за моду взяли — исчезать! — сказал он, одеваясь. И протянул руку Геннадию, потом потянулся губами, они поцеловались; потом Мастер, сопровождаемый Еленой Сергеевной и еще кем-то, направился к выходу, оттуда к машине, ждавшей его у подъезда.

Машина уехала. Рядом был телефон-автомат. Геннадий вошел в будку, набрал номер. Ему не ответили. Набрал другой.

И заговорил, неожиданно изменив голос:

— Алло! Инну Александровну, пожалуйста!.. Домой?.. Простите, давно?.. Спасибо!..

Он ждал на остановке автобуса, у Сретенки, среди городской суеты. Ветер гонял осенние листья, накрапывал дождь. Прошло, по-видимому, немало времени и немало автобусов, пока наконец в очередной группке людей, тесно вывалившихся на тротуар, он не увидел женщину, ту, которую ждал. Пассажиры тут же разбрелись, смешались с потоками пешеходов, а он — уже уверенно, цепко держа взглядом знакомую фигуру, — шел на расстоянии за ней следом.

Женщина скрылась в дверях булочной, он решил подождать ее здесь и в момент, когда она вышла, смело шагнул навстречу.

Это была его бывшая жена, Инна.

— Ты? — удивилась она. — Здравствуй. Ты что, в своем репертуаре?

— В каком… репертуаре?

— В классическом. Караулишь меня?

Он не ответил. Смотрел на нее долго.

— Ну, пошли, — сказала она, и они молча двинулись рядом, знакомой дорогой, вдоль бульвара. Он взял у нее из рук сумку. Затем вдруг остановился, меняя маршрут; показал на скамейку за оградой.

Она удивилась, передернула плечами, посмотрела на эту скамейку, будто обследуя, — и согласилась:

— Хорошо.

Они сели.

Он опять смотрел на нее пристально.

— А где Алешка?

— Уехал. — У нее было почему-то шутливое настроение; может быть, ей нравилось подначивать его.

Он спросил с раздражением:

— Как уехал?

— В Ялту я его отправила, к тете Симе, у него что-то с бронхами.

— Ты что ж, его взяла из сада?

— Взяла.

Наступила пауза.

— Как живешь? — спросила Инна.

— Хорошо, прекрасно.

— Что там за театр?

— Хороший театр. — Геннадий решил отвечать только так.

— Ставишь что?

— «Чайку».

— С квартирой как?

— Предлагают квартиру. Посмотрим.

— «Чайку» — хорошо, — сказала она. — Сейчас можно Чехова ставить интересно. Как современную драму. Да?

Разговор опять иссяк. Инна посмотрела по сторонам. Рядом был ее дом.

— Может, зайдешь?

— Нет.

— Мне должны звонить.

— Ну, иди.

— Так пойдем вместе. Поедим чего-нибудь. Я одна.

Это должно было произвести впечатление на Геннадия. И — произвело.

— А где же твой этот?

— Мой этот больше здесь не живет.

— Что так?

— Мы расстались. Достаточно или нужны подробности?

— Нет.

— А у тебя как на этом фронте?

— У меня это не фронт, а тыл.

Она засмеялась.

— Это хорошо. Тыл — значит, спокойно… Я тебе давно говорила: тебе нужна хорошая жена, хозяйка. Ты же домостроевец по сути. А интересуешься почему-то эмансипированными женщинами вроде меня. Парадокс! Или уже не интересуешься?

Он промолчал. Спросил:

— А что там с бронхами у него?

— Ничего страшного. Простуды частые.

— Простуды, потому что не смотришь за ним.

— Может быть. Не будем ворошить старые темы.

Он опять смотрел на нее.

— Платье, что ли, новое?

— Новое, да. Все новое.

— А как твоя диссертация?

— Сменила тему. Средневековый театр.

— Хорошо.

— Зайдем в дом. Ну что так сидеть на улице.

— Нет.

Но она знала его лучше, чем он себя.