Шрифт:
Прогулявшись, Крошка Мари села в какой-то автобус. Куда он шел, она не знала. Забралась на самое заднее сиденье. Это произошло само собой, хотелось уверенности, что никто не всадит нож в спину. Ехала где-то час, погруженная в свои мысли. Так она могла побыть в покое, который обычно ей только снился. Ведь быть в компании шофера и других пассажиров совсем не то что дома, одной. Наконец-то можно расслабиться. Она смотрела в окно. Вспоминала, как сама была маленькой девочкой.
Вовсе не сильной и крутой, как сейчас. И не такой, как та девчушка на детской площадке. Нет, приходилось терпеть постоянные тычки и затрещины, и она боялась даже уворачиваться от них. Она думала, что сама виновата в том, что ее бьют. Все из-за того, что она некрасивая и бестолковая, позор своих родителей. И не было ни брата, ни сестры, которые могли бы утешить.
Зато в школе у нее все-таки был один друг, которому можно было хоть что-то рассказать. Не все, но хоть чуть-чуть. Этот друг по имени Ион дотронулся до ее лица и сказал, что все пройдет, что в один прекрасный день она будет сильнее их.
Она ему поверила, и это помогло ей выжить.
Ион. Она понятия не имела, где он сейчас и чем занимается. А вдруг он по-прежнему живет в доме рядом со школой (они туда бегали почти на каждой обеденной перемене, прятались в его комнате, ели булочки вместо школьных обедов и болтали обо всем — от звездочек на тетрадках для домашних заданий до тайны происхождения Вселенной) и унаследовал обувную фабрику отца, как собирался?
Как ни странно, у нее никогда не возникало желания узнать, что с ним стало. Наверное, из-за страха разочароваться. Поэтому Крошка Мари решила оставить его таким, каким он жил в ее воспоминаниях. Прекраснейший друг в ее жизни, не считая, конечно, Фрэнси. Она никогда ей не рассказывала о Ионе. Хотела, чтобы он был только ее, так же, как и ее частный музей в подвале. У каждого человека должны быть секреты, иначе он нищ.
Пока Крошка Мари каталась на автобусе, Фрэнси с отцом пили кофе в нелегальном казино «Queen», самом сердце ее бизнеса. Казино находилось в со вкусом отремонтированном подвале многоквартирного дома на улице Русенлюндсгатан (большая часть квартиросъемщиков жила здесь нелегально, заключая неофициальные договоры аренды с другом Фрэнси, домовладельцем Отто Ларссоном). Основал его еще папа Юсеф в начале своей стокгольмской бандитской карьеры, и можно сказать, что Фрэнси здесь выросла. Каждый день из школы ее забирали компаньоны Юсефа, подвозили к казино, где она и узнала все об азартных играх, заключении пари, сдаче карт, шулерстве и передергивании. В общем, все, что касалось искусства нарушать закон, и того, как делать это незаметно. В полицейском досье на нее была одна-единственная галочка: штраф за превышение скорости при езде на велосипеде. Тогда она попалась только что выпустившемуся из академии педанту, который хотел выпендриться, поэтому засвистел и замахал палочкой, когда заметил несущуюся на всех парах Фрэнси, которая пересекала пешеходную дорожку.
Выписывая ей штраф, он вызвал у нее прямо-таки материнские чувства. Щенок без перспективы когда-нибудь превратиться в мужчину.
Юсеф за все эти годы тоже очень легко отделался, особенно если учесть его послужной список. Когда Фрэнси уже исполнилось двенадцать, он три недели просидел в изоляторе по подозрению в контрабанде оружия, но его отпустили за недостатком доказательств. На целый год после этого инцидента он затаился, и полиция наконец перестала вынюхивать, чем он занимается.
— Меня это ничуть не удивляет, — сказал Юсеф. — Он всегда был каким-то мутным. Никогда мне не нравился. Тебе уже давно пора было его убрать с дороги.
Говорили о Ренмане, с которым Юсеф в течение нескольких лет имел дело и которому, казалось, вполне доверял. Ренман был укрывателем краденого, специализировался на побрякушках, не брезговал покупать и продавать золотые зубы и прочие снятые с покойников вещички. А Фрэнси до сих пор не задумывалась о том, чем он занимается. Подступила тошнота. Надругательство над покойниками — это такая низость, ей стало за него стыдно.
— Повода не было, — сказала она.
— И все равно, нужно лучше контролировать своих врагов, — возразил Юсеф. — Нужно опережать их на шаг.
— Я стараюсь.
— Засылай шпионов и туда, где на первый взгляд нечего разведывать.
Он взял свой коктейль — водку со льдом, — который всегда пил, приходя в казино.
— Так и сделаю, — согласилась Фрэнси, хотя совершенно не собиралась делать, как он говорит.
— Могу сесть за стол и составить списки с именами тех, к кому имеет смысл применить профилактические меры.
— Это необязательно.
— А я бы с удовольствием.
— Не думаю, что это необходимо.
— Совершенно ясно, что это надо сделать.
— Но, папа, я не хочу.
— Послушай, Фрэнси, я только хочу тебе помочь. Не раздражайся ты так! Гормоны у тебя, что ли?
Фрэнси не ответила. Ей захотелось, чтобы он ушел. Немедленно. Хотелось, чтобы он перестал лезть в ее жизнь, и, прежде всего, в работу.
— Ладно, поеду домой к маме, — сказал отец и слез с барного стула. — Ты остаешься?
— Да, у меня тут есть кое-какая бумажная работа, — ответила Фрэнси.
— Вы сегодня открыты?
— Мы открыты каждый день.
— Ну да, конечно. Так и надо работать.
Отец попытался сгладить негативное впечатление от разговора, потому что знал, что обидел ее. Фрэнси только пожала плечами: пусть думает, что хочет.
— Так составить тебе список, о котором я говорил? — спросил Юсеф.
В его глазах — мольба, требование, любовь. Устоять невозможно. Ведь он хочет как лучше.