Шрифт:
Да и сам по себе факт, когда Министерство культуры посылает советского певца записывать песни во Францию, был непонятным исключением. Возможно, вечные запретители хотели на этом набрать «идеологические очки». Ведь в этом году советский народ с огромным размахом отмечал 60-летие революции. Кроме того, именно в тот год был принят новый Основной закон, то есть Конституция, которая «закрепила широкие перспективы коммунистического строительства в нашей стране». Очевидно, поэтому издание пластинок с «литованными» песнями всенародного кумира в Париже чиновники от культуры посчитали очень выгодным с пропагандистской точки зрения...
Несколько позже, осенью, перед поездкой театра на гастроли в Париж Высоцкий дал интервью французской редакции Всесоюзного радио, в котором рассказал об этих записях:
«Во Франции сейчас выходит новый диск с моими песнями разных лет. Там есть городские романсы десятилетней давности, посвященные моим друзьям, а есть и последние песни — вдруг вернулось ко мне желание написать нечто сказочное, в полуфантастической манере. Я взял и «оживил» такие образные выражения, как «нелегкая» и «кривая», они у меня стали персонажами. Представьте, человек встретился с Нелегкой, и она его занесла невесть куда, а другая, Кривая, грозила вывести, да не смогла, потому что «Кривая», с короткой ногой, — все по кругу шла. И человек вынужден был сам взяться за весла и грести против течения.
Записана на этом диске и очень важная для меня песня «Правда и Ложь» (в подражание Булату Окуджаве). Вернее, это не подражание, а попытка написать чуть-чуть в манере Окуджавы — хотелось сделать ему приятное. Кончается песня так:
Грязная Ложь чистокровную лошадь украла
И ускакала на длинных и тонких ногах.
Есть во Франции мой диск, где записаны песни о годах войны, которые я пою в сопровождении нескольких гитар.
И еще один — с новыми песнями, своеобразной данью фольклору. Хотел, чтобы они звучали и в фильме «Арап Петра Великого», где я снимался. Но не вошли...
Для одной из моих пластинок несколько вступительных слов — очень хороших, теплых, профессиональных — записал мой друг, замечательный поэт, композитор и исполнитель своих песен Максим Ле Форестье. Я подружился с ним в Москве, когда он был у нас на гастролях.
Максим поет в традициях человека, которого я считаю в какой-то мере своим учителем в области песни, — это Жорж Брассенс. Ле Форестье его очень любит и очень хорошо копирует. К сожалению, с Брассенсом я лично не знаком, хотя он даже перевел одну мою песню — «Недолюбил» («Прерванный полет»),
Форестье несколько раз представлял меня публике и на Французском телевидении. Однажды я выступал там в день выборов, спел «Спасите наши души». Очень, по-моему, было забавно — после обычного развлекательного шоу с очень хорошими исполнителями вдруг «врубился» мой хриплый, нервный голос. Правда я предварил свое выступление несколькими словами перевода песни. И мне показалось, что манера, в которой я работаю, дает возможность перешагнуть языковой барьер».
Всего в этот год во Франции было выпущено три диска: «Vladimir Vissotski: (Chansons)», «Le Chant du Monde»; «Vladimir Vissotsky: (Chansons)», «RCA» (диск выпущен на основе записей, выполненных в Канаде летом 1976 года); и «Vissotsky V. La corde raide», («Натянутый канат»), «Polydor». Две песни на последнем диске Высоцкий исполняет по-французски. Перевод сделал все тот же Максим Форестье. Аранжировщиком всех записей был Константин Казанский.
Песенные переводы на конвертах пластинок выполнила Мишель Кан, которая после развода с Д.Карапетяном жила в Париже. Французские диски выглядят мировым признанием современного классика. На самом деле пластинки предназначены, прежде всего, для советского рынка. Скупая тиражами, дипломаты, внешторговцы и моряки ввозят Высоцкого обратно.
Когда Высоцкий вернулся в Москву, один из чиновников Министерства культуры спросил его: «Вы не привезли мне из Парижа пластинки?» Он ответил: «Зачем они вам? Ведь вы можете их издать здесь». Тогда «культуровед» подошел к сейфу, вынул оттуда выпущенные во Франции пластинки и похвалился: «Мне их уже привезли».
Когда записи на диске услышал Любимов, ему не понравилась французская аранжировка, и он выразил свое недовольство:
— Зачем, Владимир? Зачем все это?!
— Юрий Петрович, слава богу, хоть что-нибудь вышло.
Против оркестровки был друг Любимова итальянский композитор Луиджи Ноно, который хорошо знал и любил песни Высоцкого: «Я люблю его песни. У меня есть и кассеты, и пластинки с записями Высоцкого. Его первая пластинка из серии «Le Chant du Monde» («Песни мира») мне кажется неудачной. На ней песни Высоцкого гармонизированы на западный манер... Эта оркестровка делает Высоцкого типичным, похожим на других... А некоторые песни, как говорят во Франции, «сюкре» (подслащены). Я считаю, что Высоцкий достигает фантастической силы, когда поет под гитару, вот тогда он ни на кого не похож.
На кассетах, где он поет один, у него так работает горло! Такой напор! И это настолько по-русски, что, я считаю, лучшие песни Высоцкого — это концентрация великой русской культуры. В этих песнях — все ее историческое прошлое и трудное настоящее.
Высоцкий берет существование человека с трагической стороны — это очень существенно. В песнях Высоцкого есть все: от экстремального напряжения до подлинной нежности, — а это диапазон гения».
Сколько людей, столько и мнений. Самое главное, что записи с профессиональным сопровождением нравились самому исполнителю. Это же отметил талантливый музыкант и партнер по сцене В.Шаповалов: «Мне кажется, что и Любимову, и многим в театре хотелось бы, чтобы он так и оставался вечным мальчиком-учеником, где-то на гитарном уровне. А Володе хотелось, ему нравилось работать с хорошим аккомпанементом».