Вячеслав Старшинов: «После возвращения сборной с венского чемпионата мира 1967 года мы услышали его песню о профессионалах-хоккеистах. Хохотали от души. Ну, сколько сочных деталей, ярких фактов, сразу же запомнившихся фраз, которые мы потом, перебивая друг друга, вспоминали! Сразу же всю песню не запом­нишь, но фразы отложились. Вообще, разными его фразами, к мес­ту, конечно, мы пользовались и на тренировках, беззлобно подна­чивая партнеров.

Как-то, помню, подарили мы ему клюшку с автографами хок­кеистов. Он страшно обрадовался такому знаку внимания. Он с ува­жением относился к нашему делу, понимал, что оно трудное, поэто­му и реакция была такая на клюшку, которую он забрал с собой и хранил все эти годы, перевозя с квартиры на квартиру».

И еще будут клюшки с автографами, подаренные Высоцкому игроками сборных других составов. Их фамилии страна знает луч­ше чем членов Политбюро — Рагулин, Кузькин, Старшинов, Фирсов, Майоров, Давыдов, Якушев, Викулов, Блинов, Александров... Это для них пел Высоцкий свои песни, поднимая дух и волю к по­беде. Это ему они дарили свои автографы, которые он берег и ко­торыми гордился.

В этом году Высоцкий принимает участие в озвучивании мульт­фильма режиссера Е.Гамбурга «Шпионские страсти». Режиссер оз­вучил голосом Высоцкого ресторанную певицу, которая поет пол­торы строфы романса «Очи черные». Знаменитый голос неузнава­ем из-за увеличенной скорости записи.

Работа над спектаклем по произведениям В.Маяковского, нача­тая в феврале прошлого года, подходила к концу. В середине марта спектакль был готов и ждал публику.

Ю.Любимов для написания инсценировки спектакля при­влек В.Смехова, который страстно любил Маяковского и еще шес­тиклассником победил на конкурсе чтецов с его стихами. В спек­такль вошло много стихов, воспоминаний — целая история жиз­ни. Н.Эрдман, хорошо знавший Маяковского, предложил за основу инсценировки взять его раннее произведение «Облако в штанах». Е.Евтушенко настаивал на обязательном внесении в спектакль сти­хотворения «Послушайте!..», название которого и легло в название спектакля. Речь шла о диспутах и врагах, одиночестве и борьбе по­следних лет, о гибели и бессмертии поэта...

Художник Энар Стенберг предложил очень оригинальное оформление — кубики с азбукой. С ними работают: из них строят станки-площадки для мизансцен, из них возникают пьедесталы па­мятников двух великих поэтов — Пушкина и Маяковского, из них складываются неожиданные лозунги или слова-пародии. Зрителя, входящего в зал, интригует темная открытая сцена, на портале ко­торой с двух сторон наверху затворенные ставнями окна. На од­ном — крупная буква «М», над другим «Ж». Оттуда — это только потом становится ясно, — как из отхожих мест, будут лить на по­эта потоки грязи, хулы, несправедливых обвинений, пошлостей и откровенной злобы.

С самого начала работы над спектаклем возникла идея сделать спектакль «о разных Маяковских» — расчленить роль Маяковско­го. Ю. Любимов распределил роль поэта между пятью актерами, и все пятеро одновременно находятся на сцене. Спектакль от этого не упрощался, а становился сложнее. Каждому из пяти актеров пред­стояло сыграть только одну грань поэта и человека. Смехов, Вы­соцкий, Хмельницкий, Золотухин и Насонов играли так, что образ Поэта получался от такого расчленения очень цельным, но и мно­гогранным. Это была еще одна загадка и достоинство любимовского метода.

«Я хочу быть понят своей страной» — эта строфа начинала спектакль, и она же повторялась перед финалом. Круг замыкался. Проблема не только оставалась, она трагически обострялась в кон­це спектакля, когда один за другим покидали зрительный зал пять актеров, игравших Маяковского. Уходили, как уходил когда-то поэт из зала, вынудившего его уйти.

Вряд ли можно назвать какой-либо спектакль «Таганки», рож­дение которого происходило легко и безболезненно. Это положе­ние было настолько ненормальным, что выработался особый кри­терий ценности спектакля — по количеству сделанных замечаний на просмотрах или по числу этих самых просмотров. В этом смыс­ле судьба «Послушайте!» традиционна — особых претензий нет, все вроде бы «за», но инстинктивное чиновничье «не пущать!» сраба­тывает и здесь.

О ситуации, когда искусством ведали люди в искусстве не­сведущие, скульптор Э.Неизвестный, который тоже страдал от их произвола, сказал так: «История знала художника-жреца, художника-философа, художника-безумца, художника-революционера... Соцреализм родил монстра — художника-чиновника. Это так же противоестественно, как пожарный-поджигатель или доктор-убий­ца». Обычно комиссия из 15 — 30 человек: из райкома и горкома партии, из районного отдела и городского управления культуры, республиканского и союзного министерств культуры — решала, «быть или не быть» спектаклю. И в эти годы роль режиссера сво­дилась не к тому, чтобы поставить спектакль, а к тому, чтобы «про­бивать спектакль». Представители органов культуры искали в новой постановке «идеологические неточности», «ненужные ассоциации», а художественный совет театра пытался спасти спектакль ценой ми­нимальных потерь. Протоколы заседаний худсоветов документиру­ют противостояние между Театром и Управлением культуры.