— Да, ждите, — проворчал Линьков.

За поворотом на пригорке сделали привал. Поели хлеба, попили воды из ручья. Отсюда открывался вид на долину. Внизу расположился маленький город. Серебряной ленточкой извивалась река, перерезанная в нескольких местах мостами.

Было видно, как по дорогам, ведущим к мостам, катятся машины, танки, бегут люди. Это отступали немцы.

Через час моряков подняли. Колонна двинулась. Ее повели по асфальтированной дороге, проходившей справа от города. Здесь особенно чувствовались растерянность и беспорядок: то и дело попадались бегущие солдаты в расстегнутых кителях, без головных уборов, на пути валялись поломанные винтовки и автоматы…

У обочины дороги сидел солдат в рубашке и в сбитой на затылок пилотке. Он был совершенно пьян и безуспешно пытался перебинтовать завязанным бинтом руку. Рядом с ним валялась бутылка из-под «шнапса» и кусок хлеба. К солдату подошел Вюртцель:

— Отвоевался? Где американцы, вонючка?

Солдат бессмысленно посмотрел на унтера и неопределенно махнул здоровой рукой:

— Там… Аллес капут! Все пошло к чертям. Наши бегут, как крысы. Хайль Гитлер! — и захохотал.

Микешин давно хотел завязать разговор с небритым солдатом, но тот не проявлял к этому никакого стремления. Все-таки Игорь спросил его:

— Долго нам еще идти?

— Долго, — буркнул солдат. — Вот до Дуная дойдем, а там… — солдат прищурился и постучал по автомату. Жест был понятен.

Игорь вздрогнул. Что это — злая шутка?

— Это зачем же? — как можно спокойнее спросил он.

— Приказ фюрера. Не загромождать дороги пленными. Они мешают отступлению.

— Ерунда, — сказал Микешин, но тревога осталась.

— Вот когда поплывешь по Дунаю кверху животом, будет тебе ерунда…

Микешин подождал Линькова:

— Слушай, Юра, спроси Вюртцеля, куда нас ведут. Может быть, действительно…

Линьков понял:

— Откуда ты взял?

— Солдат сказал. Якобы приказ Гитлера. Мешаем отступлению.

— Спрошу, если подойдет. Он хоть и сволочь, но, кажется, сейчас ему уже все равно. Думает только о своей шкуре.

— Значит, до Дуная мы в относительной безопасности. Надо сообщить Павлу Дмитриевичу. Он впереди.

Когда унтер проходил мимо (он шел то в голове, то позади колонны), Линьков окликнул его:

— Гер Вюртцель, вы что нас — расстреливать на Дунай ведете? Дороги загромождаем?

Вюртцель поддернул автомат на плече и деланно усмехнулся:

— Ну вот еще. Глупости.

Больше он ничего не добавил и ушел. Было похоже, что солдат сказал правду.

Сделали еще один поворот и оказались на окраине деревни. Потянулись аккуратные заборчики, сараи, дома. На улице стояли лагерная машина и подводы с хлебом. Вюртцель куда-то убежал. Долго ждали его возвращения; вернулся он с толстым краснолицым стариком. По-видимому, это был бургомистр. Он что-то возбужденно говорил унтеру, испуганно глядя на интернированных, и разводил руками. Скоро эти переговоры окончились, и моряков завели в огромный сарай, наполовину забитый сеном и соломой. Начинало смеркаться.

— Можете отдыхать. Курить запрещается, — сказал Вюртцель.

Солдаты захлопнули двери, задвинули засовы. Усталые моряки с наслаждением бросились на солому. В сарае было темно и сухо, приятно пахло сеном. Хотелось спать, но спать было нельзя. В дальнем углу собрался штаб.

— Что же дальше, товарищи? — шепотом спросил Горностаев. — До Дуная осталось восемь километров. Я узнал это у одного конвоира.

— Вы слышали о приказе Гитлера уничтожать пленных?

— Слышал. Об этом между собой говорили солдаты: уничтожать и объяснять налетами американской авиации.

— Если поведут на Дунай, значит, решили расстреливать. На этот случай у нас есть план действий. Будем защищаться.

— А не хотят ли они нас сжечь здесь? — вдруг высказался Линьков. — Такое огромное количество соломы…

— Возможно, но маловероятно. Во всяком случае, надо быть готовыми ко всему. Разобрать крышу, благо она здесь легкая, проделать, где можно, наблюдательные отверстия, расставить посты. Чуть что — подымать тревогу.

Несмотря на усталость, начали выполнять указания штаба. Разобрали в двух местах крышу. Сарай был старый, и проделать отверстия не составило большого труда. Установили посты.

В деревне затихли все звуки. Наступила ясная звездная ночь. У сарая слышались голоса разговаривавших между собой часовых. Все пока выглядело мирно.

Пока…

«С рассветом поведут на Дунай, — решил Микешин. — Только бы не вздумали спалить сарай: отсюда будет трудно выйти».

Он лежал на соломе и, несмотря на усталость, не мог заснуть. Каждый его нерв был напряжен. Лежал с открытыми глазами и смотрел в отверстие, проделанное в крыше. В него виднелись кусочек черного неба и несколько звезд. Игорь пытался отгадать их названия и никак не мог этого сделать, не видя всего неба.