Лейла накинула лежавшую на полу рубашку Фокса и отправилась на кухню.

Здесь она испытала настоящий шок. И не от груды грязных тарелок и разбросанных газет. Кухня в точности соответствовала ее представлению о доме холостяка. Несколько тарелок в раковине, нераспечатанные конверты на столе, наскоро вытертая пыль на стойке вокруг бытовых приборов.

Шок вызвало появление новенькой сверкающей кофеварки.

Лейла растрогалась от такой заботы. Фокс не пил кофе, но специально для нее купил кофеварку-с кофемолкой. А на кухонной полке обнаружился пакет с кофейными зернами.

Какой он замечательный.

Сжимая в руках пакет с кофе, она стояла рядом с кофеваркой и улыбалась. Вошел Фокс.

— Ты купил кофеварку.

— Да. Решил, что по утрам тебе нужно взбодриться.

Лейла повернулась, но голова Фокса уже была в холодильнике.

— Спасибо. В знак благодарности я приготовлю тебе завтрак. Надеюсь, у тебя найдется что-нибудь, что можно превратить в настоящую еду.

Лейла обогнула холодильник и сама заглянула в него. Фокс выпрямился, и она увидела его лицо.

— Ой, Фокс. — Лейла инстинктивно протянула руку и коснулась его щеки. — Ты плохо выглядишь. Иди, ложись. Все равно у тебя сегодня немного дел.

Я могу отменить…

— Все нормально. Разве ты забыла: мы не болеем?

Физически, подумала она, но разум и душа — другое дело.

— У тебя утомленный вид. Ты устал, и тебе нужно денек отдохнуть.

— Единственное, что мне нужно, это душ. Послушай, я ценю твое предложение о завтраке, но сегодня утром у меня нет аппетита. Давай, вари себе кофе, если разберешься с этой штуковиной.

Чей это голос, спрашивала себя Лейла, глядя ему вслед. Такой холодный и равнодушный? Тщательно контролируя свои движения, она убрала пакет с кофейными зернами на место, бесшумно закрыла дверь шкафчика. Вернулась в спальню и стала одеваться, прислушиваясь к шуму воды, доносившемуся из ванной.

Любая женщина понимает, когда мужчина хочет, чтобы она ушла. И если у нее есть гордость, она подчинится. Принять душ, переодеться и выпить кофе можно дома. Мужчина хочет свободы, и она, черт возьми, предоставит ему свободу.

Телефонный звонок Лейла сначала проигнорировала, затем, чертыхнувшись, сняла трубку. Может, что-то важное, подумала она и поморщилась, услышав голос матери Фокса, которая весело поздоровалась и назвала ее по имени.

В душе Фокс встал под горячую воду и стал жадно глотать холодный кофеин из банки колы. Такое сочетание помогало привести себя в порядок, но проблем было слишком много. Он был словно с похмелья: головная боль, тошнота. Ничего, пройдет. Всегда проходило. После ночного кошмара утром он чувствует себе хуже, чем после любого кутежа.

Вероятно, его неприветливый тон заставит Лейлу уйти, чего он и добивался. Ему не хотелось, чтобы она хлопотала вокруг него, гладила, утешала, с тревогой заглядывала глаза. Он должен остаться один, чтобы дать волю дурному настроению и мрачным мыслям.

Он имеет на это право, черт возьми.

Фокс выключил душ, обернул вокруг бедер полотенце и вернулся в спальню, роняя на пол капли воды. Лейла была там.

— Я уже уходила, — начала она ледяным тоном, свидетельствовавшим, что Фокс добился своей цели, — когда позвонила твоя мать.

— Ага. Хорошо. Я ей перезвоню.

— На самом деле мне поручено передать, что Сейдж и Паула в понедельник должны быть в Вашингтоне и отсюда могут поехать прямо в Сиэтл; поэтому завтра все приглашены на ужин.

Фокс прижал пальцы к глазам. Вероятно, ему никак не отвертеться.

— Ладно.

— Я тоже приглашена. Я… и все мы. Меня попросили передать приглашение остальным. Ты, наверное, знаешь, что твоей матери отказать невозможно, но завтра ты за меня извинишься.

— Почему это? Почему ты не пойдешь? Не хочешь есть фаршированные артишоки? — Лейла не улыбнулась, и он взъерошил свои мокрые волосы. — Послушай, сегодня утром я немного раздражен. Может, дашь мне маленькую передышку.

— Уже — можешь мне поверить. Причем пытаюсь убедить себя, что раздражительность и скрытность объясняются тем, что ты козел, а не тем, что ты мне не доверяешь. Это нелегко, поскольку если ты и козел, но все же не до такой степени, чтобы скрывать подробности серьезной душевной травмы, которую ты пережил сегодня ночью, и выставлять себя в глупом виде. Что возвращает меня к мысли о недоверии. Я была твоей — на этой самой кровати, а ты отгораживаешься от меня. Не хочешь сказать, что тебя мучает и пугает.