Шрифт:
Я выдумывал различные сценарии; ей не понравился роман; она вздыхает, качает головой и бросает его на стол в дальнем углу комнаты; она заинтересовалась: сидит по-турецки, книга на коленях, сосредоточенно морщит брови, откидывая прядь с лица тем непередаваемо женственным жестом, который мне запомнился, читает запоем, спешит узнать, что дальше; она полностью погрузилась в текст: как в моем сне, она зачитывает отрывки вслух, плачет и смеется…
И тогда мне пришла в голову мысль: я пройду вместе с ней весь путь. Перечитаю роман вместе с ней. Таким образом мне будет казаться, что я делю с ней какой-то период жизни. Я взял роман и представил, что читаю те же фразы в тот же момент, что она.
Мои собственные слова станут кораблем, который принесет меня к ней.
Первые строчки, первая страница.
Я вхожу в ритм, ощущаю нежность, пропитанную горечью, ни на что не похожее пьянящее дуновение искренности.
Третья страница.
Персонажи проявляются на бумаге, странные, но до боли знакомые. Они убедительные, трогательные, умные.
Я читаю вслух. Серена слушает меня, внимательная как никогда.
Слова автора будят чувства, запрятанные глубоко в моей душе, те, что я считала давно утраченными.
Шестая страница.
История обволакивает меня, уносит за собой, заставляя двигаться в ее ритме. Я плыву среди фраз, танцую среди чувств, тону в образах.
Выдерживаю паузы, чтобы подчеркнуть значительность некоторых выражений, отрывков, чтобы усмирить на время восторги и неторопливо наполнить ими души.
Конец первой главы.
Ой, уже конец первой главы.
Я замолкаю.
Нам нужно помолчать и понять. Понять, почему слезы катятся по нашим щекам, почему молчание теперь объединяет нас и наполняет силой.
И я понимаю.
Этот роман — обо мне, о ней, обо всех женщинах.
Рафаэль Скали понимал, что такое одиночество. Знал, как никто, что такое грусть, тоска и боль людей, которых любовь обошла стороной.
Я закрыла книгу и предложила продолжить на следующий день. Нам необходимо было собраться с мыслями, а вернее, дать им свободно затеряться в отзвуках нашего потрясения.
Мы будем читать не спеша, потихоньку, мы позволим себе не более нескольких страниц за вечер, чтобы удержать в себе жизнь, которую несет эта книга.
Неделя тянулась долго, часы чтения перемежались мечтами и грезами, вопросами и надеждами.
В понедельник после обеда я дочитал книгу и тешил себя надеждой, что она завершила чтение в это же время.
Во вторник утром я отправился в магазин. Успел вовремя: минут за пять до того, как она обычно появлялась.
— Я ждал тебя! — воскликнул мсье Гилель, предупреждая мои беспокойные вопросы. — Ну что ж, заходи, мой мальчик! Что стоишь на пороге?
— Я неправильно придумал. Зря пришел, — мрачно признался я.
— Вот как? Это почему же?
— Не знаю… Мне кажется, что я расставил ей ловушку и теперь…
— Какую еще ловушку? — перебил он меня. — Мы просто следим за развитием событий, Иона. Ты просто робеешь и очень волнуешься, судя по твоему бледному виду. Иди лучше перебери полки с «ироническими детективами». У меня создалось впечатление, что некоторые книги попали туда по ошибке.
При других обстоятельствах я получил бы несказанное удовольствие, занимаясь этим разделом. Там были книги одного из моих любимых писателей, Фредерика Дарда, которые я с наслаждением прочел несколькими годами раньше. Быстрый взгляд на полки позволил мне быстро определить, что к чему, и я переместил несколько томиков в другие отделы. Потом вернулся к детективам, еще раз осмотрелся… Движения мои были медленными, размеренными. А глаза то и дело возвращались к стрелкам стенных часов.
Она опаздывала.
Я по-прежнему бродил между полок, не теряя из виду входную дверь.
Прошли бесконечно долгие полчаса. Я был вынужден признать очевидное: сегодня она не придет.
— Она, вероятно, не успела все прочитать, — попытался утешить меня мсье Гилель, хотя сам явно был расстроен.
— Или он ей не понравился.
— В этом случае она обязательно прибежала бы и принесла его. Она не из тех, кто пренебрегает договоренностями.
Его рассуждение показалось мне здравым, и я ненадолго успокоился. Но при мысли о том, что мне придется ждать еще неделю, чтобы узнать ее мнение, меня охватила растерянность. Я почувствовал себя каким-то измученным и разбитым.
— Ну не делай такое лицо, Иона! Во всем есть свой плюс: значит, она так поглощена чтением, что смакует твою книгу, старается продлить удовольствие.
— Может, вы и правы.
— Ожидание мучительно, когда любишь, не правда ли? — прошептал он.
Его взор с нежностью обратился на меня, а затем уперся в пустоту, затерявшись в воспоминаниях.
— Я тоже ждал. Ждал очень долго.
Я понял, о ком он говорил, но решил, что он лишь мимолетно упомянет свою любовь. Но на этот раз он вдруг продолжил рассказ: