Отец Генриха, хотя в заключительные годы своего правления растерял популярность, был добросовестным и умелым монархом, который уравновесил бюджет и воздерживался от дорогостоящих иностранных авантюр. Генрих, далёкий от своего преждевременно состарившегося отца, отошёл от его политики, расточительно тратил деньги и возобновил традиционную вражду с Францией; он тратил громадные суммы на строительство, растранжиривая деньги, которые получил в результате роспуска монастырей, и положив начало «великому развалу» английской экономики. На протяжении всего своего правления он полагался на верных и умелых министров, которые формулировали и обосновывали ту политику, которую он считал нужным проводить. Генрих был исключительно восприимчив к психологическому давлению и во многих отношениях поддавался интеллектуальному влиянию, принимая политические линии, начертанные другими, и считая их своими собственными. В равной мере он был непоследователен, менял полностью или частично политику, которую когда-то принимал с энтузиазмом, и уничтожал тех, на кого полагался. Легкомысленный и капризный, он был, замечает Скэрзбрик, «последователен только в выполнении своей собственной деспотической и необдуманной воли». Предоставленный самому себе, он совершал крупные ошибки, как даже слишком хорошо показывают годы его правления после падения Томаса Кромвеля. В то время как он обладал, по предположению Эрика Айвеза, «пугающим стремлением к цели, которое было основной движущей силой в характере короля», цель могла меняться в зависимости от королевского настроения. Его слава великого короля представляется основанной на серии исторических случайностей, а не на цепи настоящих достижений.

Весьма вероятно, что «Большой Гарри» был жертвой серьёзного психического расстройства, которому обстоятельства его жизни и правления дали возможность полностью проявиться. Существует поразительная нравственная пропасть между его заявлениями и его действиями. Если он не обманывал сам себя, что очень возможно, веря тому, что говорил, когда факты показывали обратное, тогда он был величайшим из лицемеров. Характерно для Генриха, что на смертном одре он попросил в своём завещании, чтобы рядом с его гробницей в Виндзоре воздвигли алтарь «для служения ежедневной мессы, пока существует мир», таким образом обеспечив себе тысячи месс, тогда как по закону о вкладах, оставленных на заупокойные службы, он отказал в них своим подданным. Он отдал свою душу в распоряжение «святых небесных сил», вспоминая свои «собственные добрые дела и милосердные поступки», которые он совершил «во славу и на радость нашему Создателю». Это потрясающий комментарий к его расстроенной личности. Постоянные бурные перемены его настроения, его явная подозрительность, его своевольные суждения — всё это коренилось в его грандиозном эгоцентризме, ещё более усугубляемом приступами тяжёлых болезней. «Ибо, — как заметил сэр Томас Мор, — и душа, и тело так переплетены и связаны одно с другим, что между собой они образуют одну персону, и неумеренность того и другого делится пополам». Многие обречённые на смерть и заключение по распоряжению Генриха наверняка были гораздо менее жертвами рациональной политики, нежели расстроенной психики короля.

Хотя безумие Хуаны Кастильской и Дона Карлоса могло бы составить угрозу стабильности государства, ни одна, ни другой не обладали прямой и эффективной властью над своими народами. На самом деле было всего лишь двое среди так называемых ненормальных средневековых монархов, которые действительно возглавляли управление в своих странах и оказали значительное влияние на их историю: Карл VI во Франции и Генрих VI в Англии. Хотя припадки безумия у Карла, как мы видели, случались только периодически, они повторялись на протяжении многих лет, дестабилизируя управление и способствуя бедственному и хаотическому положению народа, воевавшего с англичанами. Припадки безумия у Генриха VI были сравнительно краткими, но так как они случались во время острых политических кризисов, они имели решающее значение по своим губительным последствиям. То же можно сказать о безумии шведского короля Эрика XIV. Его правление продолжалось всего восемь лет и закончилось низложением в 1568 г., но последствия, к которым привело шведскую монархию и народ нарушение его психического здоровья, очевидно шизофрения — он заболел ею к концу своего царствования, — были катастрофичны и долговременны.

Народ, королём которого Эрик стал в 1560, хотя история его была древней, лишь сравнительно недавно сформировал своё новое государство. Со времён Кальмарской Унии 1397 г. полтора столетия Швеция была объединена с Норвегией и Данией в общее королевство, которым правил датский король. В 1520 г. после массового уничтожения шведских лидеров в Стокгольме около восьмидесяти человек практически без суда казнены в один день, 8 ноября 1520 г. патологическим безумцем, королём Кристианом II — шведы восстали против датского господства под руководством аристократа Густава Вазы, который сам потерял близких родственников в этой «кровавой бане».

Густав Ваза сформировал новую Швецию. Он способствовал развитию её экономики, покончил с властью римско-католической церкви и защищал протестантскую реформацию, которая, как и в Англии, в большой степени находилась под влиянием короны. Он привлёк на свою сторону разобщённых шведских аристократов, частично запугав, частично подкупив, особенно пожаловав им земли, конфискованные у церкви. Он создал сильную, эффективную монархию и превратил Швецию в господствующую державу на Балтийском море.

Первый король этой новой независимой Швеции был человек необыкновенно способный и проницательный, но в его личности было несколько тёмных пятен, предполагающих элементы психической неустойчивости. «Тиран и ищейка», — говорили о нём враги. Если его выводили из себя, гнев его был страшен. Когда однажды его дочь Сесилия его разозлила, он схватил её за волосы и вырвал их с корнем. Ювелир, который отлучился без разрешения, был так изувечен королём, что умер; испуганный секретарь, который ему не угодил, убегал от него, а Густав гнался за ним с кинжалом в руке по двору вокруг замка. Нрав его был настолько необуздан, что в ярости он вёл себя как ненормальный. Один из его сыновей, герцог Магнус Остерготландский, сошёл с ума. Другой сын, преемник Эрика, Иоанн III, мог лучше контролировать свои чувства, но не намного. У него всегда был наготове железный молоток, и он без колебаний пускал его в ход против тех, кто его раздражал.

Сначала как будто никакие чёрные тени не сгущались над его старшим сыном и преемником, Эриком XIV. Во многих отношениях он казался образцом добродетелей, воплощением идеального монарха эпохи Ренессанса: был искусен в латыни, знал французский, испанский, немецкий, итальянский и финский; у него на полках стояли книги на греческом и древнееврейском. Он изучал географию, историю, искусство управления, включая труды Макиавелли, которого считал своим наставником в политике и военном деле; проявлял интерес к технике своего времени, архитектуре, был рисовальщиком и гравёром, в военном искусстве оставил ряд теоретических разработок. Он играл на лютне, разводил пчёл и интересовался астрологией, позволяя себе в отдельных случаях руководствоваться звёздами, что имело печальные последствия. У него были все данные великого монарха, его считали достойным искателем руки Елизаветы Английской.

Все данные? Казалось, он был более искусен в абстрактных рассуждениях, чем в практической политике. Понимая, что происхождение семьи Ваза не более знатное, чем других шведских аристократов, он разработал грандиозную концепцию своего положения как короля. То, что он назвал себя Эриком XIV — Эрик XIII умер в 1440 г., — само по себе символизировало его желание подчеркнуть преемственность шведской монархии и напомнить о своих королевских предках. Он был очарован славным «готским» прошлым Швеции и позже перевёл вымышленную историю готов Иоганнеса Магнуса на шведский язык.