По мере того как угасали его умственные способности, он становился всё капризнее. Он много говорил об идеях демократической монархии, но иногда вёл себя как деспот. Он отдавал нелепые распоряжения о наказании своих слуг за мелкие провинности, обычно эти распоряжения не выполнялись. Им сказали, что они не должны смотреть ему прямо в лицо, и когда его камердинер Майер ослушался, ему приказали надеть чёрную маску.

Высказывались предположения, что, возможно, у Людвига была органическая болезнь мозга, происходящая от заражения сифилисом. Говорили, что его отец, который умер от брюшного тифа, в молодости подхватил сифилис в Венгрии, но доказательства для такого предположения скудны. Неясно, насколько беспорядочной была жизнь самого Людвига, но тогда как заражение сифилисом возможно, оно кажется невероятным.

Не исключено, что у его предков были наследственные особенности, которые давали повод думать, что при определённых условиях его психика может потерять устойчивость. Среди предков его матери были сумасшедший принц Людвиг IX Гессен-Дармштадтский, умерший в 1790 г., и его дочь Каролина, страдавшая галлюцинациями. Его тётку со стороны отца принцессу Александру пришлось препроводить в психиатрическую больницу, так как она считала, что проглотила стеклянное пианино. Ещё ближе относится к делу то, что его брат Отто совершенно сошёл с ума. Людвиг писал баронессе Леонрод 6 января 1871 г.:

Состояние Отто постепенно ухудшалось. «Он страдает, — писал король 20 октября 1871 г., — от страшного перевозбуждения всей нервной системы, и это совершенно ужасно». Британский поверенный в делах в Мюнхене сэр Роберт Мориер сообщал 30 мая 1875 г., что Отто явно страдал от религиозных галлюцинаций и что на недавнем празднике Тела Христова, одетый в охотничий костюм и широкополую фетровую шляпу, он прорвался через солдатский кордон и бросился на ступени высокого алтаря и начал громким голосом признаваться в своих грехах, пока его с некоторым трудом не уговорили удалиться в ризницу. «В силу того, что я слышу, — замечал сэр Роберт, — можно не сомневаться, что его придётся лечить как человека, всерьёз потерявшего рассудок. В целом, конечно, слава Богу, что это случилось не в часовне Св. Георгия (Виндзор)». Хотя Отто выражал брату яростный протест против ограничений, которым он подвергался, к 1878 г. он был неизлечимо безумен, и его пришлось заключить в королевский замок в Фюрстенриде, где он и оставался до своей смерти тридцать восемь лет спустя.

Поразительная перемена происходила во внешнем виде Людвига. Стройный юноша, строго говоря, не красавец, он производил сильное впечатление на людей своим обаянием, но к тридцати годам стал тучным и неприятным человеком, выглядел старше своих лет, волосы у него редели, а усы торчали в разные стороны. Человеку, который старался изгнать из своей жизни уродство, взгляд на себя в зеркало, должно быть, приносил мучения.

Возможно, что по своему личностному темпераменту Людвиг был предрасположен к шизофрении. Даже в самом раннем возрасте у него стиралась граница между фантазией и реальностью. Его доктор сообщал, что мальчиком он воображал, будто слышит голоса, когда играл в биллиард. Всепоглощающее влияние легенды о Граале на его психику всё больше и больше подталкивало его к границе здравого смысла. Он воображал себя Лоэнгрином, надевал костюм рыцаря-лебедя. На Альпзее король устроил себе живую картину, искусственно освещённую, в которой его близкий друг принц Пауль ехал через озеро как Лоэнгрин, в лодке, приводимой в движение искусственным лебедем, под звуки музыки из оперы, а король на всё это смотрел.

Он всё более и более удалялся от общественного в мир частной жизни. Не он посещал обычные спектакли театра в Мюнхене, а театр должен был приезжать к нему, давая спектакли в его замках. Он всё больше и больше превращался в ночное существо. В феврале 1868 г. сообщали, что он вся ночь ездил на лошади вокруг Придворной школы верховой езды. Как король Испании Филипп V, он превращал ночь в день, просыпаясь в 7 часов вечера и ужиная поздней ночью, принося неудобства придворным и министрам, которые должны были с ним встречаться. Он любил ездить по ночам, и иногда видели, как он с высокой скоростью ехал по глубокому снегу в украшенных санях, с фонарём на носу, два лакея находились сзади в рискованном положении, а сам король представлял собой неподходящую фигуру с котелком на голове.

Его поведение становилось эксцентричным на грани безумия. Он обедал со своей серой кобылой и позволил ей разбить обеденные тарелки. Он приказал начальнику снабжения конюшен Гессельшверду нанять итальянских бандитов, чтобы они похитили кронпринца Пруссии, когда тот отдыхал в Ментоне. Они должны были приковать его цепями и держать его на хлебе и воде. Столь же фантастичны были путешествия, в которые он приказал отправиться своим подчинённым, чтобы они нашли какую-нибудь зачарованную страну или остров, Шангри-ла (царство вечной молодости, земной рай), где Людвиг мог бы вести жизнь, наполненную размышлениями, в полном уединении, «совершенно независимый от времён года, людей и всякого рода потребностей». По его приказу королевские посланцы обшарили весь земной шар — Тенерифе, Самофракию, Египет, даже Афганистан (который, как докладывал Людвигу один из них, Леер, «несколько напоминал наш любимый альпийский пейзаж»), Бразилию, острова Тихого океана, Норвегию; но Людвигу нужно было не просто поместье, которое принадлежало кому-то другому, но независимая земля, которую он мог бы назвать своей, земля Иоанна Предтечи. Его слуги потакали его капризам, но они не воспринимали их всерьёз, а иногда просто не обращали внимания на самые причудливые распоряжения.

Казалось, существовало два Людвига: один был обаятелен и общителен, мог проявлять активность и даже политическое чутьё, заботящийся о благополучии своего народа; другой был мечтателен, непостоянен и замкнут и всё больше погружался в мир фантазии. И второго Людвига становилось всё больше. «До тех пор, — замечал принц Гогенлоэ, — пока низкопоклонство придворных и членов правительства поощряют к этому короля, он будет считать себя полубогом, который может делать всё, что ему вздумается, и для чьих удовольствий был создан весь остальной мир — или по крайней мере Бавария».

Общественность всё больше и больше критиковала короля, которого она редко видела, его расточительные строительные предприятия, его, по слухам, связи с кавалеристами, его странный образ жизни, а министров тревожило увеличение расходов. Хотя король получал субсидию от Пруссии, его строительные проекты привели его к отчаянному финансовому положению. К началу 1884 г. он задолжал 7,5 миллионов марок. На тот момент благодаря успешной деятельности министра финансов Эмиля фон Риделя удалось договориться о займе у консорциума южнонемецких банков. Но король никак не собирался сокращать свои строительные планы, и к началу 1885 г. его долг вырос почти в два раза. Фон Ридель серьёзно возражал ему, когда он попросил ещё об одном займе, говоря ему, что государство не может этого себе позволить и что необходима экономия. Людвиг упорствовал, как всегда. «Если определённая сумма не будет найдена (примерно через четыре недели), Линдерхоф и Герренкимзее, моя собственность, по закону будут конфискованы! Если это не будет заранее предотвращено, я или тут же убью себя, или немедленно и навсегда покину эту ненавистную страну, где возможна такая отвратительная вещь». Он даже побуждал графа Дуркхейма — это было 28 января 1886 г. — собрать войска, чтобы его защитить. Агенты Людвига делали отчаянные попытки занять ещё денег — у таинственного богатого перса, у герцога Вестминстерского, у короля Швеции, у турецкого султана. Он даже рассматривал план, включающий ограбление банка Ротшильда во Франкфурте. В апреле 1886 г. газовая и водопроводная компания подали иск в суд за неуплату их счетов.