Когда Кристиан их увидел, он разразился рыданиями и взвыл от ужаса: «Ради Бога, господа, что я сделал, чего вы от меня хотите?» Его мачеха его успокоила, сказав, что они ему ничего не сделают, если он подпишет бумаги, которые они подготовили. Они пошли наверх в комнату наследного принца, где без дальнейшего шума и вряд ли понимая, что он делает, король подписал требуемые ордера на арест и заключение Струэнзе, Бранта и своей собственной жены.

Не было никаких сомнений, что народ одобрял то, что делается. «Славная, знаменательная ночь, — писал Сухм в открытом письме королю, — будущие Гомеры и Вергилии воспоют тебе хвалу, слава Юлианы и Фредерика будет жить долго, но не станет громче, ибо это невозможно». Хотя король подозревал, что жена ему неверна, полная потеря связи с реальностью, похоже, привела к тому, что он с этим примирился. Чтобы успокоить общественное мнение, на следующий день Кристиана, угрюмого и безучастного, провезли в золочёной карете по улицам Копенгагена. 29 января ему исполнилось двадцать три года и он пошёл в театр посмотреть две французские пьесы, «Честолюбец» и «Нескромный», в которых содержались намёки на связь его жены с министром, но в театре было такое столпотворение, что король поспешил удалиться, а вдовствующая королева упала в обморок.

С несчастными жертвами государственного переворота поступили очень сурово. Королева и её дочь были заточены в Кронборг, где терпели большие неудобства. Струэнзе и Брант содержались в жестоких условиях, павшего министра приковали к стене таким образом, что ночью он не мог даже встать с койки. Комиссия по расследованию, которую создало новое правительство, чтобы обобщить доказательства, сочла, что помимо прочих обвинений, «незаконная близость министра с королевой зашла настолько далеко, насколько возможно между двумя особами разного пола». Посягнув на полномочия короля и издавая указы, на которых не было подписи короля, Струэнзе нарушил «право короля» («kongelov»), основной закон страны. В тюрьме настроение у Струэнзе было неустойчивое, но он, по-видимому, нашёл утешение во вновь обретённой вере, к которой его приобщил лютеранский пастор доктор Мунтер. Кристиан без колебаний подписал смертный приговор своему главному министру и любовнику своей жены, и вечером перед казнью Струэнзе и Бранта он слушал итальянскую оперу.

Королева, как объявили, была разведена со своим мужем и приговорена к пожизненному заключению в замке Ольборг. Тогда как многие англичане, среди них леди Мэри Кук, осуждали Каролину Матильду за её «недопустимое» поведение, её брат Георг III не мог смириться с тем, что датчане подвергли такому суровому обращению его собственную сестру. Под угрозой применения силы королева была освобождена и ей позволили удалиться в Целле в Ганновер, так как Георг III не хотел позволить ей вернуться в Англию. Хотя британское правительство выделило ей 5000 фунтов в год, она находила свою ссылку скучной и тоскливой. Но защитники у неё были, самым ярым среди них был двадцатилетний англичанин Натаниель Раксолл, «чистейший образец орангутана в Англии», как о нём отозвался современник. Он строил планы свергнуть правительство вдовствующей королевы и вернуть власть Каролине Матильде. Это было бесполезно, если и галантно, Георг III не проявил энтузиазма, и всё закончилось смертью Каролины Матильды 11 мая 1775 г., незадолго до её двадцать четвёртой годовщины, вероятно, от тифа или скарлатины. Макалпин и Хантер нашли в её болезни симптомы порфирии и они считают, что она и раньше периодически ею болела и от неё умерла; но приводимые доказательства неубедительны.

По крайней мере, смерть Каролины Матильды сгладила трения между Данией и Англией. После переворота датская политика вернулась к прежнему застою. Уолпол был более или менее прав, предположив, что и королева Юлиана Мария, и её сын Фредерик «отнюдь не превосходят короля в компетентности». Они опустошали казну, чтобы вознаградить своих сторонников, и покончили с реформаторской политикой Струэнзе; произошёл возврат к старому, была восстановлена цензура прессы и возрождены другие виды ограничения и подавления, среди них барщина для крестьян и пытки в судопроизводстве.

После переворота у Кристиана осталась только номинальная власть. Он жил в более или менее полной изоляции, появляясь только символически. Он поддался давлению вдовствующей королевы и её сына, но его возмущало то, что они сделали. Вскоре после этого он нарисовал несколько примитивных, детских портретов, среди других Струэнзе и Бранта, кого он несколько любопытно охарактеризовал как «утончённого необузданного человека», уверяя, что в их смерти виноваты королева Юлиана и принц Фредерик, а ни он, ни Государственный совет этого не хотели. Он спас бы их, если бы мог. Он также нарисовал два несколько двусмысленных и нелестных портрета своей жены, причём её пол выдавали только серьги, а дата её смерти указана неверно. Похоже, что Кристиан полностью не осознал ни заточения, ни смерти своей жены; был случай, когда он приказал закладывать лошадей, чтобы ехать на встречу с ней. Его вытаскивали на публику только в полуздравом состоянии, когда государственные дела требовали, чтобы появился номинальный глава государства, или когда требовалась его подпись, чтобы узаконить правительственные постановления.

Один такой случай произошёл в 1784 г., когда его сын кронпринц Фредерик, которого возмущала реакционная и непопулярная политика его неродной бабки и её отвратительного сына, заставил своего отца прийти на Государственный совет, чтобы он мог скрепить своей подписью документ, распускающий кабинет. Как только он это сделал, Кристиан выскочил из помещения, и за ним с такой же скоростью последовал его единокровный брат Фредерик, который вынужден был уступить ранее захваченную власть.

Кристиану оставалось жить ещё двадцать лет, но жил он в изоляции и на публике появлялся редко. «Я был глубоко потрясён, — заметил посетитель королевского приёма, — достопочтенным видом монарха, а также почтением и уважением, которые ему оказывались… Возвращение болезни проявилось необыкновенным способом. Посреди весьма весёлого разговора и по всей видимости полностью собой владея, он вдруг пробежал через зал и приветствовал первого попавшегося сильным ударом по физиономии».

Английский философ и экономист преподобный Т.Р. Мальтус видел, как он в июне 1799 г. принимал военный парад:

«Король, — замечает он позже, — очень любит королевские парады и проявляет чрезвычайное неудовольствие, если ему не выказывается соотвётствующее уважение. Ему следует отвечать только поклоном, и это правило соблюдается очень строго».

Несмотря на сумасшествие короля, Дания при главном министре Бернсторфе пережила долгий период либерального правления, некоторое увеличение благосостояния и мир до тех пор, пока начало наполеоновских войн создало угрозу союзу «вооружённого нейтралитета», который отстаивала Дания совместно с другими балтийскими государствами. Последствием попыток датчан сохранить позицию нейтралитета было то, что британский флот, опасаясь что Наполеон будет оказывать на них давление, дважды обстрелял Копенгаген, причинив большие потери, последний раз в сентябре 1808 г.