Ну, как не постоять на таком озерке одну-две зари!

Поиску птицы всегда сопутствует открытие новых, интересных для охоты мест. Вот, кажется, все тебе знакомо в этих краях, где каждый год ты проводишь и весеннюю и осеннюю охоту. А на деле выходит и нет. Где-нибудь в пойме, за камышами, в непроходимых сограх и найдется неожиданно такое местечко, куда не ступала еще нога неутомимого охотника.

Уень, с прилегающими к нему многочисленными озерами, займищами открылся нам не сразу, не за один год. В первую поездку (а с того времени уже прошло добрых полтора десятка лет), мы «открыли» озеро Зимник. Окаймленное густой стеной камышей и бором, с островом, с заливами и мысками оно было пристанищем птиц. А за бором было еще озеро — Песьяны, больших размеров, без камыша, но тоже обильное птицей. Чтобы попасть в него, мы тащили лодки через бор, потратив на волок почти полдня. А потом оказалось, что в Зимник можно попасть более коротким путем и в озеро Песьяны нет необходимости перетаскивать лодки через бор, а можно спокойно проплыть по другой речушке, впадающей в Уень. Но мы не жалели о затраченном труде и времени. Сколько раз в зимнюю пору с удовольствием вспоминали мы о том дне «неожиданных» открытий. Ведь прелесть охоты не только в том, чтобы взять больше дичи. Она дает широкие возможности для познания своего края. Так же «открыли» мы для себя озера Телеутское, богатое щукой Кривое, Амбинскую Ширь и много других добычливых по птице и рыбе мест в обширной заобской пойме.

Наша березка перестала давать сок. Прошла пора расточительства. Она оделась в яркую молодую зелень. В просвет между соснами мы видим ее, всю облитую солнцем, и нам издали кажется, что это вовсе не береза, а огромный, сброшенный из голубого весеннего неба кристалл изумруда. Весна в полной силе.

Утрами после осмотра ловушек приезжают рыбаки. Их обласки наполовину загружены отборным золотистым карасем.

— Черемуха зацвела, — говорят они, развешивая сети. — Теперь карась весь проснулся. Гуляет.

Рыбаки довольны. Цифра улова в бригаде растет с каждым днем.

У нас тоже полон садок. Возвращаясь с утренней зори, мы всякий раз вынимаем две наших небольших сети. И ни разу не бывают они пустыми.

А дни бегут. Все чаще мимо нас проплывают охотники — к дому. По утрам и на вечерней заре все реже слышны отзвуки выстрелов. И птица становится спокойнее. Пора любви проходит, и селезни уже с опаской посматривают на наши чучела и часто проносятся мимо, не обращая на них внимания. Птичьи голоса начинают смолкать над полоями. Разве изредка неугомонный крякаш сгонит самку с гнезда и долго гоняется за ней над озером. К нему еще присоединится пара и не смолкает крик до тех пор, пока не ускользнет самка в гущу кустов от назойливых кавалеров. Она уже вся полна заботой о будущем потомстве. А скверный характер мягка шавкающего красавца она знает отлично. Отыщет гнездо, — яйца побьет, все разорит и самой встрепка будет. Хорош супруг!

И вот наступает день отъезда. В это утро мы не выезжаем на зорю. Встаем поздно и начинаем собираться.

Все уложено в лодки. Мы закуриваем трубки и окидываем взглядом залитые полуденным солнцем полой. Вода скатывается. Уже образуются островки и во многих местах вода накрылась зеленым покрывалом, как бы защищаясь от палящих солнечных лучей.

Прилетела синичка. Села на кол от палатки и прощебетала: «до свиданья».

Пора в путь. До свиданья, наши любимые привольные места!

С вечера я почувствовал себя плохо: болела голова, по временам знобило, во всем организме шла какая-то сложная борьба. В такие минуты человек углубляется в себя и с тревогой спрашивает: «что это? отчего?» Предполагая приступ малярии, я проглотил, сразу две порции хины и, забравшись в палатку, уснул.

Утром я слышал, как товарищи, собираясь на зарю, переговаривались:

— Надо разбудить его… — говорил Ваня.

А Саша возражал:

— Нет, нет… пусть отлежится… Это такое дело… Я, вот его еще полушубком прикрою…

Вместе с полушубком товарищ отдавал мне часть своей сердечной теплоты. Мне хотелось обнять его, но почему-то всегда так случается: из-за ложного стыда — показаться наивным — ты заглушаешь в себе высокое чувство благодарности.

Я слышал, как они дружно всплеснули веслами и… мне вдруг показалось, что и сам я плыву по обширному чистому плёсу озера Песьяно. Вода плотная и какая-то вязкая; перед носом лодки, на дугах волны, то расплываясь в улыбку, те вытягиваясь, качается хмурое, желтое лицо луны. Свет призрачный и неверный, только черные тени от высокого бора четкой изломаной линией пали на воду… Я плыву, и луна плывет. Потом лодка понеслась быстрее, словно ее подхватило бешеное течение, сердце замерло от восторга и… я проснулся.