Шрифт:
— Но я вас не ждала. Я просто гуляю.
Тогда он стал смотреть недоуменно.
— Но вы же… Когда мы танцевали… Вы же спрашивали, гуляю ли я в такие лунные ночи.
О, Боже милосердный! Я, кажется, и впрямь о чем-то таком говорила во время танца, а он, бедолага, принял за чистую монету, за приглашение на свидание. Только этого не хватало! И не слишком ли много проявлений пылкого корсиканского темперамента за один вечер?
Чтобы не идти с ним дальше, я присела на невысокий парапет, отделяющий шоссе от речушки, и мы стали разговаривать. Я расспрашивала его о жизни на Корсике, он меня — про Париж. Париж в его представлении был чем-то особенным, сверхъестественным. Чуть позже я спросила:
— Не пора ли тебе домой, Тино?
В ответ, без всякого предупреждения, он перепрыгнул через парапет, стащил меня на траву и навалился. Я стала отбиваться. Между нами завязалась настоящая драка. Я кусалась, царапалась, лупила наотмашь, куда попало. Лицо его было совершенно бессмысленным. Я изловчилась и заехала ему ногой в низ живота. Он застонал, скрючился. Я вскочила.
Он поднял укоризненные глаза:
— Разве так честно? Разве так можно?
— А то, что делаешь ты — честно? Зачем ты налетел на меня, как дикарь? Паршивый мальчишка! Я, наверное, вся в синяках! Хоть бы спросил сначала — хочу я иметь с тобой дело или нет.
— Ты первая спрашивала, гуляю ли я по ночам! — упрямо твердил он свое.
Он очухался и снова пошел на меня. Я подобрала камень.
— Не подходи, Тино! Голову раскрою!
Он сделал шаг. Я поняла — пора менять тактику. Он же не отъявленный бандит, не подлец. Своим камнем я его, пожалуй, не очень-то напугаю. Да и у меня не хватит духу опустить его на голову человека. Я сказала примирительно:
— Послушай, Тино, угомонись. Не делай глупостей. Ты же хороший, честный парень. Произошла ошибка. Ты меня неправильно понял. А у меня в Париже жених. Я должна скоро выйти замуж, — я заговаривала его, как змею, я кружила по вытоптанной площадке, вытянув руку, а он, как молодой бычок, целил в меня курчавой головой, поворачивался на месте, не выпуская из поля зрения, — у моего жениха очень строгие взгляды, он никогда не простит, если я тебе уступлю. Ты мне испортишь жизнь. Я скоро уеду. Мне хочется сохранить о корсиканцах хорошие воспоминания. А из Парижа я пришлю тебе на память открытку с письмом.
Пожалуй, открыткой я его и купила. Получить письмо от девушки не откуда-нибудь, а из самого Парижа! Показывать потом всем друзьям… Он сказал:
— Ладно, пошли назад, раз такое дело.
Всю обратную дорогу мы прошагали молча. Метра за три от дома он мрачно напомнил:
— Так не забудьте про открытку на память, — и исчез в тени.
Открытку я ему потом послала.
Окно моей комнаты неярко светилось. Я подошла, поднялась на цыпочках, заглянула. Никого. На столе продолжала гореть керосиновая лампа, только стекло у нее потемнело, покрылось копотью. Я подтянулась, влезла в окно и первым делом проверила дверь. Она была открыта. Но ключ исчез. Тогда, стараясь не шуметь, я плотно закрыла окно. Пусть будет душно, зато безопасно. Придвинула к двери умывальный столик, взялась за кровать. Она была на колесиках и легко сдвинулась с места. Забаррикадировалась.
Я бросилась на кровать и уснула, едва коснувшись головой подушки.
Разбудили голоса за окном. Светало. Над дальними горами затеплилось остывшее за ночь небо. Морис и Альбер переговаривались с хозяином, готовя машину Жозефа к поездке. Я отодвинула задвижку, открыла окно и выглянула.
— Морис, вы собираетесь в Бастию?
— Да, через пять минут едем, — поднял он лукавое лицо. Его так и распирало от любопытства.
— Можно с вами? Я хочу посмотреть город.
— Можно. Давайте быстрее.
Я снова затворилась, чтобы они не слышали, как передвигается на место мебель. Расставила все по местам, наспех умылась, причесалась и вышла в коридор. Дом спал. Вечером я не успела разобрать, где тут вход, где выход, наугад толкнула одну из дверей. В комнате, точь-в-точь как моя, на такой же, выставленной на середину кровати, разметав по подушке рыжие локоны, сладко спала Мари-Роз в объятиях Рене. Я тихонько прикрыла дверь, нашла выход и выскочила в прохладное утро. Ребята уже ждали меня в машине.
Всю дорогу до Бастии Морис и Альбер переговаривались по-корсикански, хихикали и хитро поглядывали на меня.
— Как вам спалось, Натали? — не выдержал один.
— Прекрасно, — скрыв улыбку, ответила я серьезно. И не соврала. Я действительно хорошо выспалась.
Благодаря Морису и Альберу мне удалось побывать в Бастии. Они отпустили меня на час, а сами поехали к знакомым механикам в гараж, чтобы купить деталь и пропустить по стаканчику вина. Но много ли увидишь в незнакомом городе всего за один час? Может, поэтому Бастия понравилась мне меньше, чем Аяччо. Она показалась более современной. Как все почти города на острове, стояла в гавани, но была более ровной. Только окраины ее неуклонно лезли на невысокие горы.
Я вовремя вернулась на условленное место возле базара, мы купили большую ароматную дыню, виноград и поехали обратно.
На ферме было тихо. Тино не показывался, Жозеф, осыпаемый шутками, ходил злой, как черт, и сосредоточенно возился с автомобилем. Вскоре машину починили, мы пообедали, поблагодарили хозяев и отправились домой. Жозеф демонстративно сел в другую машину.
Только к вечеру мы с Мари-Роз добрались до лагеря, пустого, притихшего. На пляже кто-то лениво бренчал на гитаре, остальные убежали на танцы. Мы решили никуда не ходить. Мари потянулась, зевнула кошечкой и откровенно сказала: