По зеленым кущам уже прошлась осень, позолотила листву. Только темные буки стояли нетронутые позолотой, словно в насмешку над стараниями природы.

С другой стороны кузова тоже виднелся лес. Одни вершины деревьев. Они росли снизу, из обрыва, не позволяли увидеть его глубину.

Машина упрямо ползла вверх, и шум мотора эхом отдавался среди скал и в лесных дебрях. На поворотах открывалась панорама — череда гор. На ближних, где обрывистых, с рваными скалами, где пологих, с уютными округлыми вершинами, можно было различить широкие полосы осыпей и радостную зелень озаренной солнцем травы. Под нежарким осенним солнцем она дружно полезла из каждой расселины, из каждой щели между камнями. Дальние ряды горных отрогов синели в неясной дымке, их вершины казались вырезанными из картона и приклеенными к чистейшей лазури неба. В самой дальней дали горы висели в воздухе легкой тенью, только абрис.

Редко показывались безымянные поселки. Тихие и безлюдные. Миг, и они уплывали назад, исчезали среди деревьев. Оставался лишь лес, да нарушаемая рокотом мотора тишина. Казалось, на эти склоны никогда не ступала нога человека.

В полдень обедали прямо на траве, в стороне от дороги, на неширокой полянке под тенью старого дуба. Сухие стебли шалфея и пижмы еще не совсем утратили аромат и пьянили воздух. Солнце стояло в зените, но не пекло, не жарило. Оно ласково согревало землю, камни, траву. Наталья Александровна щурилась и подставляла лицо благодатным лучам.

После обеда поехали дальше, все в гору и в гору. Шофер сказал, что так будет до перевала. И точно. Мотор надрывно ревел, машина взобралась еще выше, и стала описывать широкие петли то возле одной, то возле другой горы, а моря все не было.

В легких сумерках, после захода солнца, произошло чудо. Машина лихо взяла последний крутой подъем, на миг замерла, а потом сразу рванула вниз. Освобожденный от напряжения мотор радостно запел. Иногда шофер выключал его, и машина шла в полной тишине, накатом. Горы широко раздвинулись, открылась даль. Они темнели справа и слева, с едва различимыми серыми пятнами скал, а впереди ничего не было, пустота. Тогда Нике сказали, что эта пустота и есть море, что машина мчится прямо к нему, но она ничего не увидела, кроме пустоты. Отец опускал голову на уровень ее глаз, показывал линию горизонта, широко проводил рукой по ней от края до края. Она не понимала. К вечеру море стало одного цвета с небом, слилось с ним и превратилось в невидимку.

Ника устала. Ей хотелось, чтобы ее оставили в покое, и поэтому она сказала:

— А, да, теперь вижу.

Но на самом деле она ничего не увидела.

К месту назначения приехали затемно. Сгрузили вещи, расплатились с шофером. И он уехал, тряхнув на ухабе пустым кузовом.

Расцеловались с Панкратом и Сонечкой, внесли один за другим чемоданы, тюки, баулы. Наталья Александровна переступила порог нового дома.

Сразу за порогом начиналась комната. Очень большая. Весь дом состоял всего из одной комнаты, освещаемой тусклой лампочкой под невысоким потолком. Справа и слева от двери имелось по небольшому окну, остальные стены глухие. В одном углу, в глубине, стояли поставленные вплотную одна к другой две узкие железные кровати и раскладушка, в противоположном углу — одна широкая кровать с никелированными спинками. Посреди комнаты располагался громадный и неуклюжий стол. Крышка его была составлена из неплотно пригнанных одна к одной досок, ножки представляли собой сбитые из кругляка крестовины. На этом меблировку помещения можно было считать исчерпанной, и Наталья Александровна вперила в мужа вопросительный взгляд.

Сергей Николаевич не стал по дороге подробно расписывать новое жилье. Сказал лишь, что оно временное, и рассчитано на них и на Панкрата с Сонечкой. Но о том, что они станут жить в одной комнате, Наталья Александровна предположить не могла. Она пожала плечами, поджала губы, стараясь не заплакать. Потом занялась делом — стала доставать из чемоданов необходимые вещи.

Сонечка суетилась, торопила с ужином. Панкрат пояснил, что свет будет гореть только до десяти часов, а потом погаснет.

— Слышите? — спросил он, — это работает здешняя электростанция.

Действительно, где-то далеко тарахтел движок.

За ужином картина стала проясняться, Наталья Александровна услышала подробную историю их похождений. После неизбежного разочарования в Алуште, решено было разделиться. Панкрат и Сонечка отправились на восток, искать счастья в Судаке. Сергей Николаевич поехал на запад, в Гурзуф и дальше, в Ялту. Насмотрелся красот южного побережья Крыма, но при этом содержимое его кармана сильно пострадало. После тщетных поисков прописки, жилья и работы, на обратном пути в Алушту, где должна была произойти встреча с Панкратом и Сонечкой, совершенно неожиданно, все это он нашел в маленьком, очаровательном поселке с поэтическим названием Кастель.

Он переговорил с директором совхоза, и тот, не раздумывая, принял Сергея Николаевича на работу. В совхозе ремонтировался кинотеатр, он же клуб, он же дом культуры. В будущем, причем, недалеком будущем, директор собирался строить баню и небольшой винный заводик. Сергей Николаевич кивал головой, поддакивал в разговоре о перспективах развития культурной и промышленной базы совхоза, но чудилось ему, что директор из разряда тех добрых людей, которые не упускают случая, как говорится, заложить за воротник. Однако с кем не бывает.

А так мужик показался, ничего, добрый. Он согласился заочно принять Панкрата подсобным рабочим на будущей стройке, а вот для обеих женщин никакой работы не предвиделось. Впрочем, директор намекнул, что в сезон можно подработать на виноградниках, на обработке и уборке урожая, а то и просто устроиться сторожихой, беречь созревающий виноград от потравы и мелких воришек.

Сергей Николаевич съездил в Алушту, встретился с друзьями и привез их пред светлые очи директора. И все бы ничего, но жилья на две семьи в данный момент он им предоставить не мог. Пустовал один домишко на краю поселка, а больше ничего, все было забито.