Шрифт:
— Довольно смелые выводы из столь скудных фактов, — сказал я. — На чем строится эта версия?
— Не знаю, но у Зильберштейна и Мейера хорошие контакты с Израилем.
— Что это значит?
— Я знаю только, что Зильберштейн несколько дней назад ездил к Мейеру, хотя они вообще-то не общаются друг с другом. Зять Мейера служит в израильской армии.
— Зять Мейера летчик. Откуда, черт побери, он может знать, что тут делают «Аль-Каида» и «Бригада мучеников»?
— Возможно, у него есть связи в «Моссаде».
— И «Моссад», конечно же, велел зятю Мейера предупредить своего тестя о возможных терактах «Аль-Каиды» и «Бригады мучеников» в Финляндии?
— Я говорю только то, что знаю.
— И какое место во всем этом занимает Вейсс?
Эли пожал плечами.
— А что предприняла полиция государственной безопасности, когда вы заявили об угрозах?
— Они обещали организовать охрану синагоги на период визита и обеспечить безопасность министра иностранных дел.
— Ты разговаривал с Силланпяя?
— Да, с инспектором Силланпяя.
— Вы связывались с посольством Израиля или оттуда кто-то связывался с вами?
Эли посмотрел на меня с раздражением:
— Ты что, меня допрашиваешь? Ты хоть и полицейский, но все-таки мой младший брат.
— Я хочу понять, во что ты ввязался и насколько сильно влип. Ты контактировал с посольством?
— Мы вместе с Зильбертштейном один раз встречались с послом и начальником службы безопасности посольства.
— С какой целью?
— Мы проводили консультации о визите министра иностранных дел и подготовке к нему.
— Посол говорил что-нибудь о каких-то связанных с визитом опасностях?
Эли на минуту задумался. По природе он был человеком чувствительным, вполне довольным собой и не хотел рисковать ничем из того, чего достиг. Сейчас речь шла о деле более серьезном, чем случайная связь с женщиной на восточном ковре в офисе или на столе в кабинете.
Он однажды рассказал эту историю в сауне в полицейском доме отдыха, куда мы ездили с ним и одним моим сотрудником. Разговорился не по пьянке, а чтобы придать себе значимость в компании дюжих полицейских. Позже он говорил, что в течение двух недель каждый вечер ходил в синагогу просить у Бога прощения не за свой поступок, а за то, что распустил язык.
— Зильберштейн рассказал, что через «Моссад» — вернее, он не называл «Моссад», а говорил о службе безопасности — поступила информация, будто в Хельсинки проживают арабы, связанные с террористическими организациями, двое из которых подозреваются в организации нескольких взрывов, направленных против евреев. Теперь ты, наверное, понимаешь, почему мы были обеспокоены. Сюда направляется министр иностранных дел Израиля, и в то же время тут скрываются под чужими именами отъявленные террористы, о которых известно, что они приобрели взрывчатку и оружие в России.
— Если «Моссад» знал, что здесь есть террористы, почему же он заодно не сообщил, кто они?
— Возможно, и сообщил, но только полиции государственной безопасности.
Эли посмотрел на свои шикарные часы. Ему их подарила на день рождения жена. Они были вдвое дороже «тойоты» комиссара Тойволы.
— Я обещал быть дома до десяти.
Я знал, что веду себя с Эли грубо. Но хотел выяснить еще одну вещь.
— Когда тебя выбрали заниматься безопасностью общины?
— Это было примерно месяца полтора назад.
— Тогда уже было известно о визите министра иностранных дел Израиля, да?
— Да. Для подготовки такого визита требуется несколько месяцев, поскольку…
Эли был неглуп. Он повернулся, чтобы посмотреть на меня.
— Почему ты спрашиваешь? Ты считаешь, что все это было спланировано, чтобы…
— Спокойной ночи, Эли.
Я вышел из машины и захлопнул дверь.
Прошлой ночью я спал всего несколько часов, да и то неважно. Я устал.
Сделал себе бутерброд с яйцом, несколько мгновений послушал Билли Холидея и заснул. Этой ночью я не играл в настольный теннис с красивой израильтянкой в военной форме, нет, я играл с Кармелой Мейер. Она была без одежды, и игра ей плохо удавалась. Я подрезал мячик резким ударом, и он застрял между дынек Кармелы. Именно в тот момент, когда я извлекал его из грудей, в которых мяч накрепко засел, зазвонил телефон. Моя рука как раз заполнилась телесами Кармелы. Я не хотел просыпаться. Но звонивший был прожженным садистом.