Всё внимание Клычли было устремлено на ту группу, которая держалась в стороне, только криками ободряя дерущихся. Наконец, вырвавшись из общей свалки, страшный, с разбитым, окровавленным лицом, он кинулся к одному из баев. Тот не успел охнуть, как был сдёрнут с коня, и, получив крепкий пинок ногой в спину, бултыхнулся с крутого берега в воду. Клычли метнулся к другому баю. Но его, как свора собак дикого кабана, окружили байские родичи и принялись безжалостно избивать. На помощь Клычли подоспели братья. Вот где посмотреть бы старой Огульнияз-эдже на своих сыновей, порадоваться, что родила и вырастила настоящих мужчин! Посмотрите, как они бесстрашны, как сильны! Враги отступали перед ними, словно шакалы, поджавшие хвост перед барсом!

Но и у шакалов своп повадки. Вот байский родич, воровски подобравшись с тыла, ударил одного из братьев ребром ладони по голове. Вот на другого кинулись сразу четверо. Третьему метнули под ноги какой-то чувал, и он, споткнувшись, упал. И снова сомкнулось кольцо, замелькали в воздухе палки, захакали глухие удары.

Не сдобровать бы удалым сыновьям Огульнияз-эдже, если бы не Худайберды-ага. Он тоже не оставался в стороне. Когда началась потасовка, он наметил себе одного из мирабов постарше, по своему возрасту, сбил его на землю и, ухватив за ногу, потащил к воде. Мираб, сидя, бороздил влажный песок пяткой другой ноги, цеплялся за землю растопыренными пальцами. Задрав бороду кверху, выкатив ошалевшие от страха глаза, он пронзительно верещал истошным голосом.

Однако Худайберды-ага, надсаживаясь, стащил-таки его в воду, плюнул вслед и полез наверх отыскивать нового врага по своим силам. Тут-то он и заметил, что братья попали в беду.

Старик побежал к своим, закричал, хватая их за руки: «Клычли убивают!». С десяток парней поспешили на выручку. Теперь уже дрались все, только Меред, с силой опираясь на свой посох, стоял в стороне, как одинокий сухой карагач среди бурных волн разлива.

И ещё один человек не принимал участия в общей свалке. С самого начала драки он поспешил было к своему ишаку, но любопытство остановило его на половине пути. Теперь он следил за дерущимися, притопывал от возбуждения ногой и жевал свою обкусанную бороду. Время от времени, всхлипывая, бормотал: «Хей, вай!.. Хей, вай!..». Это был Сухан Скупой.

Первыми опомнились арчины, бросились разнимать дерущихся. За ними спохватился и Клычли со своими братьями. Они вырывали из рук людей лопаты, растаскивали противников в стороны, успокаивали наиболее заядлых тычками, теперь не разбирая, кто — свой кто — чужой.

Постепенно драка затихла. Люди успокаивались, вытирали с лица кровь, оправляли разорванную одежду. Как-то незаметно получилось, что бедняки оказались на одной стороне перемычки, мирабы и баи со своими приспешниками — на другой. Посматривали они друг на друга отнюдь не умиротворённо, хотя на байской стороне были растерянность и страх.

Заметно прихрамывая и посасывая разбитую губу, с трудом раздирая заплывший синевой глаз, Клычли взобрался на перемычку, с весёлой угрозой громко сказал:

— Если воду откроют, не распределив наделы как надо, то пролившаяся кровь — ещё не кровь.

За его спиной одобрительно зашумели.

По всему было видно, что дайхане добьются справедливого распределения воды. Баи и зажиточные, встретив такой единодушный отпор, готовы были отступиться. Но в этот момент послышался дребезжащий и торжествующий голос Сухана Скупого:

— Бекмурад-бай едет! Сейчас главное начнётся!

Он ёжился и приплясывал, не замечая, что с ним давно уже случилось такое, после чего младенцам меняют пелёнки, а ребятишек постарше — отшлёпывают.

В сопровождении четырёх человек Бекмурад-бай подъехал к перемычке, окинул взглядом примолкших дайхан и спросил, обращаясь к Мереду:

— В чём дело? Зачем не валят запруду?

— Спорной оказалась вода. Люди не согласны открывать её.

Меред сказал это негромко, но его услышали все, и снова одобрительный шум прокатился по толпе дайхан.

Наезжая конём на пригорок, где неподвижно стоял Меред, и не обращая внимания на дайхан, Бекмурад-бай повысил голос:

— Кто не согласен?!

Его лицо находилось на одном уровне с лицом Мереда, но Меред не смотрел ему в глаза, он смотрел куда-то мимо, смотрел с напряжённой заинтересованностью и даже, как показалось Бекмурад-баю, со злорадством.

Бекмурад-бай властно махнул плетью в сторону мирабов:

— Открывайте воду!

Меред усмехнулся и опустил глаза: он видел то, чего пока не замечали остальные.

— Открывайте воду!!

Подстёгнутые окриком бая, несколько человек пошли к перемычке, держась поближе друг к другу. Клычли рванулся было к Бекмураду, но братья крепко держали его за плечи. Он вырывался, ругаясь от злости и сознания, что неожиданное появление всесильного бая может свести на нет с трудом добытую победу. Дайхане выжидающе молчали. Худайберды-ага в сильном волнении сучил в пальцах бородку, набирал в грудь побольше воздуха, собираясь крикнуть. Что крикнуть, он и сам не знал, но кричать было нужно — от горя, от извечной нужды, от обидного бессилия.