Я остался жить в Цитадели, как и было оговорено, лишь время от времени покидая свой пост, чтобы взглянуть на Солнце и осмотреть верхушку Цитадели с Камнем.

Годы шли, я решил, что прошло не одно столетие с тех пор, как я добровольно заточил себя в Цитадели. Каждое утро я находил еду на алтаре в центре «холма» — какую-нибудь пташку, запеченную целиком, с перьями, словно это духи огня избавляли меня от необходимости охотиться. Конечно, им только и надо, чтобы я поменьше выходил из Цитадели, следил за камушком.

Назначения самого алтаря я не понимал и скоро превратил его в постель.

— Все-таки я не понимаю, какому идиоту понадобится красть этот камень, если ничто живое не сможет выбраться из кольца огня, а, духи? — я, как обычно, размышлял вслух.

— Узнаешь, — услышал я не то тихое шипение, не то свист, как может свистеть только огонь.

— Эй, вы опять на связи? — Я удивился, что мне ответили спустя столько лет.

Ответом мне было лишь почесывание пса. Сразу две мысли, толкаясь, родились в моей голове. Мысль первая: духи огня явно здесь не для разговоров по душам. И вторая: зря я чесал пса на днях. У него, оказывается, блохи. Откуда только они взялись в этой глуши, будь они неладны.

Покончив с чтением записок, обнаруженных в тайнике герцога, Като поставила их на место и еще раз прошлась по комнате. Одновременно было страшно и любопытно. Но страх — ярмо тех, кто пугаясь всего абсолютно, даже своих мыслей, забивается в нору и так коротает дни. Поэтому, остановившись на секунду перед письменным столом герцога, Като отбросила страхи и решительно выдвинула первый ящик. Записи, документация Хиль-де-Винтера, что-то личное, но нет, не время разбирать чужие любовные переписки. Вытащив пачку писем, бумаг и пергаментов, она осмотрела дно ящика.

Пасьянс. Как странно.

Это были карты со странными рисунками и необычным крапом. Неизвестно, что хотел сказать художник, изобразив на обороте картинок (а карты были рисованные, а не распечатанные на принтере), рассветное море с перевернутым месяцем, своими рожками, словно руками, тянувшимся к морю. Может, это был какой-то знак, символ, явно забытый в нашу эпоху и в нашем мире.

Сами картинки изображали странное существо, с большими горящими глазами, под которыми залегли черные тени, черными же извивающимися волосами и гибким, без намеков на принадлежность к какому-то полу телом. На карте, что лежала сверху, это существо сидело, как одинокий отшельник, скрестив руки, в норе-пещере. На стене висели цепь и факел, на сводах пещеры играли странные красноватые отсветы. На следующей карте он (или она?) стоял с поднятыми к небу руками, как символ отчаяния, а вокруг него танцевали демоны в трансе с хищными оскалами и копьями в когтистых лапах. На третьей карте существо смотрело на расстилавшийся перед ним пейзаж, лениво развалившись на пушистом белом облаке. На четвертой у него в руках был окровавленный нож. Нигде не было видно не надписи, ни пояснения, и толкователем, Матей, судя по всему, не пользовался. Като пролистала колоду, постепенно теряя интерес к тому, чего разгадать не представлялось возможности. И только одна из предпоследних карт кое-что прояснила для нее.

Посреди песчаного фона высился постамент, на котором лежал темный, без оправы, камень. Наверное, это и был тот самый пресловутый Шерл. Его охранял большой белый пес с янтарными глазами. Сворд. Андрогинное существо с предыдущих карт тоже присутствовало на изображении, но на этот раз оно безвольно стояло на втором плане, и все внимание Като захватил рисованный белый пес.

Интересно, Матей знал Грейда? А Грейд Матея? Теперь Като начала догадываться, что Матей не был далек от всей этой истории с Камнем. Но какую роль играл он во всем этом? Как ни притягательно было изображение белого пса, но его вместе со всей колодой придется оставить на том же месте, где они лежали прежде.

Теперь ее внимание привлекли полки со всякой всячиной. В груде красных лоскутков она обнаружила восковую куклу, из груди которой торчала длинная игла. Пугающая игрушка. Затем Като заинтересовало содержимое первой попавшейся склянки полкой выше. Она была из темного, иссиня-черного стекла, покрыта пылью и липкой на ощупь. Вдобавок ко всему от нее странно пахло, словно в церкви. Пока склянка стояла, она ничем не отличалась других таких же склянок, сгрудившихся на полке. Но как только Като взяла ее в руки, ее вдруг охватило необъяснимо странное и пугающее чувство, смесь ужаса и тревоги, она совсем забыла, где и зачем находится. Позади нее громко ухнула сова, и девушка от неожиданности выронила склянку.

Сосуд ударился об пол и разбился на несколько частей; из осколка с горлышком потекла маслянистая жидкость и лужицей разлилась на дощатом настиле. И странное дело — от нее начал подниматься густой белесый пар. Его становилось все больше и больше, скоро он достиг потолка и начал клубиться. Като в страхе отступила вглубь комнаты, но ничего ужасного не произошло. Пар задержался на секунду и заскользил к выходу из подземелья.

Перед тем, как просочиться за пределы ангстлоха, дух, или что это было, завис в воздухе перед решеткой, загородившей теперь выход из подземелья. И тут оказалось, что белый дым из синей бутыли — существо разумное и способное мыслить.

Дым окутал прутья решетки, он обволакивал ее со всех сторон, от низа до верха, пока не послышался лязг и скрежет металла.

Когда он рассеялся, Като глазам своим не поверила — решетки и след простыл, и теперь она могла беспрепятственно выбраться отсюда. Когда она выглянула из комнаты, то еще успела разглядеть следы белого дыма в самом верху ангстлоха, а затем он полностью исчез.

— эй, постой! — Крикнула Като, подпрыгивая на краю пропасти и боясь потерять из виду своего спасителя.