Рокберн повернулся в седле к воину и внимательно всмотрелся в его обветренное лицо, изборожденное преждевременными морщинами. Командир конницы смутился, он вовсе не хотел сейчас разводить сентиментальных откровенных разговоров, тем более с Рокберном, слова как-то сами слетели с его губ. Он пришпорил коня, птицей слетевшего с мыса к кромке воды. На полном скаку преодолел помост, соединивший сушу и остров, рискуя вместе с конем упасть в разыгравшееся море. На скаку он построил гигантскую конницу в шеренги и повел в атаку на замковые ворота. Это был человек, которому нечего было терять и бояться.

Защитники крепости, не многим больше сотни конных, пеших и лучников, с замиранием сердца следили за тем, как на ворота нацелили обитый железом таран из цельного ствола дуба. «Еще поднажмем!» — слышался внизу голос Ноктурнуса, мечущегося вокруг тарана. Капеллан Хиль-де-Винтера, отец Иоанн, в кои-то веки покинул свою часовенку и наблюдал за штурмом с одной из башен, окружавших ворота. Он был немолод, седой, как лунь, и маленького роста, но, пожалуй, никого в замке не уважали больше него. За исключением, может, только самого хозяина замка — Матея. Капеллан, кстати, единственный, наверное, во всей Сеймурии отказывался верить слухам о причастности герцога к черной магии. А может, причина его теплых чувств к хозяину замка была другая — его, как еретика, учившего, что спасет не Вера, а Любовь, отлучили от церкви. Но Матей приютил его и оставил капелланом замка, защитив от преследователей.

— Смола в котлах уже закипела? — Спросил он командующего Северной Башней, теперь окруженной вражеской конницей. Капеллан понимал, что в случае захвата замка его как минимум ждет тюремное заключение, а может, и казнь, и потому взял на себя командование обороной.

— Не думал я, отче, что услышу эти слова от вас, — хихикнул один из вояк, готовясь вылить кипящую смолу на головы осаждавших крепость.

— Я тоже не думал, что твердыня Хиль-де-Винтер когда-нибудь будет осаждаться такими мерзкими двуличными демонами, что сейчас ломают наши ворота. По моей команде… Выливай!

Снизу послышались дикие вопли штурмующих, на которых попал этот адский душ из обжигающей смолы.

— Отче, а как же ваши призывы любить всех и все в этом мире? — Не унимался воин, наполняя котел новой порцией смолы.

— Подумай лучше о ваших семьях, что сейчас сидят в своих домах в Хиль-де-Винтере и опасаются, что с минуты на минуту их могут проткнуть копьем. — Капеллан вышел из башни на внешнюю стену замка и лично зажигал оперение стрел у лучников, которыми они стреляли в нападавших. — Если они возьмут замок, нам всем здесь конец… — прошептал он самому себе.

— А что, если они проломят ворота? — испуганно спросил юноша в кольчуге, оказавшийся Дэзом, метавший во врагов камни из пращи.

— Не проломят, — уверенно заявил капеллан, вслушиваясь в ободрительные возгласы военачальников под стенами замка. — Ворота сделаны так, что скорее им удастся снести стену, чем проломить их.

— Кажется, это они сейчас и сделают!

У восточной части замковой стены, обращенной к суше, нападавшие сделали подкоп. Чтобы на них не попадала смола и стрелы, они укрылись железными листами, составленными в виде навеса. И действительно, как ни старались защитники замка помешать этому, воины зарывались все глубже и глубже под стену. А затем они вдруг вышли из вырытой ямы, протянули намасленный шнур и подожгли его. И это был конец Хиль-де-Винтера. Грянул чудовищный взрыв, стены замка содрогнулись, так что капеллан еле устоял на ногах. Половина восточной стены пала, и путь нападавшим в замок был открыт. Они восприняли это как победу, их командир первым ринулся в образовавшийся проем, чудом увернувшись от арбалетной стрелы. Чудом… Почему чудо существует для таких, как он? Почему чудеса случаются для тех, кто пришел разрушить то, что строили тысячи рук не один век? Капеллан не вернулся в часовню. Он не остался с защитниками на стене поджидать противника. Он быстро спустился со стены, на ходу стаскивая свое священнослужительское облачение, добрался до конюшни и оседлал коня. Но как только Иоанн выехал из конюшни, подоспевший Ноктурнус проткнул его копьем, приняв за дезертира. Ноктурнус терпеть не мог тех, кто бежал от собственной судьбы.

— Куда ты, Ноктурнус, стой! — Кричали ему командиры отрядов, пытаясь угнаться за ним и на скаку расправляясь с защитниками замка.

Но Ноктурнус словно не слышал их. Может, его оглушило, когда подрывали стену замка, а может, из-за чего-то другого. Не замечая ничего вокруг, он мчался к красивому зданию, высившемуся на краю базарной площади Хиль-де-Винтера, ко дворцу. Один арбалетчик попытался преградить ему путь, но командующий конницей даже не обратил на того внимания, и конь его сбил нападавшего на скаку, и тут же взвился, перемахнув через ограду дворца. Ноктурнус, не теряя времени, направился прямо к парадной лестнице, преодолел несколько пролетов прямо на коне, и очутился в тронном зале, в котором раньше принимали самого короля.

И только тут Ноктурнус спешился.

Тронный зал Хиль-де-Винтера был великолепен. Стены и пол украшала сизая, в разводах, мраморная плитка. Вдоль стены с высокими стрельчатыми окнами тянулся бесконечный дубовый стол с двумя скамьями, видимо, служивший для званых пиров. А в самом конце зала на красочном ковре тонкой работы находился такой же богато украшенный трон. Над ним висело полотнище с гербом герцога и Хиль-де-Винтера — лиловый с золотом рисунок цветка на белом фоне. Герб окружали доспехи и оружие всадника — копье и топор на длинной рукояти, а по краям его были пришиты шкурки горностаев, указывающие на законность притязаний Матея Эритринского на трон всего Сеймурианского королевства.

По всему периметру комнаты располагались большие камины, а над ними — подставки для факелов и свечей. Но зал уже не требовал их света — темное небо становилось все светлее и светлее, словно кто-то добавлял к его тону белил, а на востоке мягко золотились облака, предвещая появление солнца. Все больше робких утренних лучей пробивались сквозь узкие окна в зал, воздух наполнялся криками чаек, ласточек и солоноватым запахом моря.

Ноктурнус услышал цокот своего коня позади себя и вдруг вспомнил ужасы прошедшей ночи. Он осмотрел свое облачение и только сейчас понял, что весь испачкан кровью, наполовину своей, наполовину чужой. В тронном зале кроме него не было ни души, но Ноктурнусу все еще чудились предсмертные крики его жертв. Его взгляд упал на золотой ключ от Хиль-де-Винтера, висевший над центральным камином, и он тихо прошептал: «Так вот, значит, какова твоя цена, власть».