Вскоре мы услышали скрип открываемых дверей и обернулись. На пороге Господин и его раб (уже в ошейнике), а на шаг позади застыл священник, раскинув над ними руки в прощальном благословении.

Я заставил Юсто преклонить колени.

Они сделали шаг вперед, и их осветило рассветное солнце. Одежда раба в крови: пятна крови возле сосков и на штанах, между ног. Юсто смотрит во все глаза, он побледнел. А на губах вышедшего раба застыла блаженная полуулыбка, составляющая с кровавой рубахой страшный контраст. Юсто впился глазами в эту улыбку и побледнел еще больше.

Господин и инициированный раб спустились по лестнице, а священник махнул нам рукой.

– Заходите!

Юсто, не поднимаясь с колен, обнял мои ноги и взмолился:

– Господин! Не надо! Давайте туда не пойдем!

– Встать! – Так жестко я с ним еще не говорил.

Он зарылся лицом в мои колени, его плечи затряслись.

– Встать! – гаркнул я. – Где твоя честь? Где твоя храбрость?

К нам подходит священник, наклоняется, кладет руку ему на плечо. Он высок и худ, изыскан и властен. В другом мире, где остались наши тела, он носит иное имя: Небесный Доктор.

– Могу я к нему обратиться? – спрашивает он. – Как его зовут?

– Да. Юсто.

– Ты любишь своего Господина, Юсто?

– Да, – тихо говорит он.

– Тогда ты должен это сделать. Инициация болезненна, но необходима.

Юсто, всхлипывая, поднимается на ноги.

– Ты сейчас можешь уйти, – продолжает священник. – Но тогда ты опозоришь и себя и Господина. Никто больше не возьмет тебя. Ты станешь изгоем, нищим, просящим подаяния. Твое тело иссохнет и состарится без власти Господина, а ум помутится. Ты этого хочешь?

Юсто замотал головой.

– Тогда вытри сопли, наберись мужества и иди.

Я обнял его за плечи, и мы пошли по длинному коридору между рядов тонких янтарных колонн. Коридор оканчивается залом под высоким куполом, в окнах сияет рассвет. Зал пуст, в центре – круглый провал, окруженный балюстрадой. Туда, вниз, уходит широкая лестница.

В сопровождении священника мы начали спускаться.

Стало совсем темно. Свет дают только укрепленные по стенам факелы.

Мы оказались у массивных деревянных дверей, и священник распахнул их перед нами.

Этот зал меньше верхнего. По стенам поднимаются амфитеатром мраморные кресла в семь рядов. Все места заняты священниками, входящими в совет. Свет факелов играет на желтых одеяниях, делая их подобными пламени. Кратер из огня, и на дне – небольшой мраморный круг.

Над кругом нависает перевернутый шатер из белого камня, увенчанный хрустальной иглой, на ее конце – кольцо светлого металла, то самое, о котором я рассказывал Юсто. К нему привязывают рабов во время казни веревкой.

Навстречу игле поднимается мраморный цилиндр с плоской вершиной. Словно древесный пень. Он покрыт белой салфеткой. Я подхожу и выкладываю на него Знаки власти, постоянные, те, что поставлю Юсто сейчас: и для сосков, и для ануса.

По другую сторону цилиндра, в круге, находится нечто, напоминающее кресло, низкое, высеченное непосредственно в камне, с гладкой покатой спинкой. Рядом с креслом, на такой же салфетке, лежит инструмент, напоминающий клещи, но с тонко заточенными краями. Он сделан из того же блестящего металла, что и кольцо.

– На колени! – говорю я Юсто.

Он подчиняется, и священники начинают петь. Протяжная и красивая песня о преданности земному Господину, которая есть отражение преданности Господину Небесному. О том, что йалайти должен отдать земному Господину свою кровь, в знак того, что и жизнь его, и душа принадлежат Ему. Так и его Господин отдаст в свое время жизнь Господину Небесному.

Песня действует на Юсто, он немного расслабляется.

К нам подходит глава священников в расшитой алым золотой мантии и благословляет щипцы и Знаки Власти. Ставит на салфетку баночку с мазью, останавливающей кровь, и кладет маленький блестящий цилиндрик (он тоже необходим). Подходит к Юсто, наклоняется, шепчет ему на ухо какие-то успокаивающие слова. Юсто кивает.

Священник возвращается на свое место прямо напротив нас.

Все, можно начинать.

Я обхожу Юсто.

– Подними рубаху! – я говорю тихо, так что за пением священников меня слышит только он.

Снимаю цепь с сосков и бросаю к подножию мраморного цилиндра. Она останется здесь в знак того, что Юсто стал моим инициированным рабом, и его положение освящено и законно.

Возвращаюсь.

– Первая поза покорности!

Вынимаю стержень, отметив, как четко связано со страхом эротическое возбуждение йалайти. Бросаю стержень к первому Знаку.

Медленно вхожу в Юсто. Песня священников становится все быстрее и громче. Напряжение нарастает. Он стонет.

Песня срывается на крик.