Шрифт:
– Посмотрим! – сказал я.
– Удачи!
Он повернулся и стал спускаться по лестнице. На спине черной куртки был выведен трискель.
Маркиз
Весна. Лазурное небо сквозь тонкие ветви берез. Мы постояли у могилы Жюстины, возле нового памятника, на открытие которого нас, конечно, никто не пригласил. Я здесь был практически сразу после освобождения, и нашел холмик, присыпанный снегом, и табличку с именем.
Теперь иначе: черный отполированный камень и фотография. Но все это кажется не имеющим никакого отношения к Жюстине, ее здесь нет, как и в той телесной оболочке, что лежит сейчас в земле, в полутора метрах под нами. Я подумал, что не на кладбище следует искать наших мертвецов.
Идем вдоль бесконечных железных оград от аллеи к аллее, пока наконец не находим лавочку в дальней части кладбища.
Я сел. Рядом со мной плюхнулась Марьянка, моя давняя Тематическая знакомая.
– Слушай, Маркиз… Ты извини, что я так прямо и здесь… Тебе нижний нужен?
– Нет.
– Я тебе совсем не нравлюсь?
– Нравишься. Не в этом дело.
– А в чем?
– Давай потом, а?
Кивнула, пожала плечами, отвернулась.
– Ладно, извини.
Встала, отошла в сторону.
– Подвинься.
Это мэтр. Я подвинулся. Кабош опустился рядом.
– Что делать собираешься?
– В монастырь уйду.
Он хмыкнул.
– Ты что, серьезно?
– Абсолютно.
– Ага! Я давно подозревал, что ты свитч. Понимаю: комплекс вины, страх ответственности и все такое. Но религия не лучший способ поиграть в саба. А хочешь ко мне? Не могу сказать, что не словил кайфа, когда тебе клеймо ставил.
– Ты вроде говорил, что тебе неинтересно мужика пытать?
– Все мы гетеросексуалы до первой симпатичной задницы.
– Спасибо за предложение.
– Я тебе не предлагаю обязательно сексом заниматься. Сложишь с себя часть ответственности, расслабишься, отдохнешь – и вернешься в старое амплуа. А по поводу монастыря… Знаешь, у меня тут племянник ринулся в Духовную академию. Так вот, он такую байку рассказывал. Есть в нашей любимой Православной церкви один архиерей. А у архиерея есть гражданская жена, вполне законная, брак зарегистрирован. «Как же, владыка, вы же монах вроде?» – спросили его. «А я что, виноват, что мне мальчики не нравятся?»
Я проводил их до дороги: кого до машины, кого до автобуса, и решил вернуться обратно. Мне хотелось побыть одному и, может быть, нащупать ту тоненькую нить, что связывает это место с реальной Жюстиной, когда-то жившей на земле.
Обвинение снято, и неделю назад я получил на руки «Постановление о прекращении уголовного преследования», написанное с ужасающими ошибками. Это вызвало некоторый выброс эндорфинов, но короткий, как кокаиновый кайф. Пустота, оставшаяся после смерти Жюстины, постепенно становилась главной проблемой, забивая все остальное.
Я давно научился относиться к депрессии как к психологическому насморку. Здесь два способа борьбы: или переждать, или пить транквилизаторы. Первое – лучше. Еще можно развеяться, например, завести нового боттома. Но я чувствую себя, как шофер, только что вышедший из больницы после аварии – боюсь «сесть за руль», не дай бог еще кого-нибудь угроблю.
Комплекс вины, который я несколько месяцев старательно загонял в подсознание, дабы менты не заметили, вдруг вырвался наружу и решительно заявил о себе. И я уже не мог убедить себя, что не имел отношения к ее смерти. Еще как имел! Это чувство хочется компенсировать, так что насчет монастыря я не шутил (хотя предпочел бы буддистский). Только от тюрьмы надо отбояриваться всеми возможными способами, даже если хочешь пострадать, потому что пользы от этого никакой: ни мне, ни обществу. Уж лучше хороший экшен в нижней позиции – хоть верхнему удовольствие.
Останавливаюсь перед ее могилой. С надгробным камнем творится что-то странное. Поверхность дрожит и покрывается рябью, словно это не гранит, а вода. Светлеет, обретает прозрачность. Там, в глубине цветут розовым деревья, и стоит маленький дом, похожий на японский. Девушка в длинном шелковом платье раздвинула сёдзи и спустилась в сад.
– Жюстина! – позвал я.
Не откликнулась, не подняла головы. Словно звуки не доходят через границу.
Зато я услышал другой голос.
– Ты уже готов, – сказал он. – Тебе недостает только решительности.
Голос Небесного Доктора.
Я обернулся.
Он стоит рядом со мной, опершись локтями на ограду. Одет в длинный серый плащ и шляпу с полями, как во время последней встречи с Жюстиной.
– Ты можешь справиться с этой силой. – Он кивнул в сторону прозрачного памятника. – И уже не уйдешь против твоей воли. Тюрьма, знаешь, сакральное место, независимо от того, признаешь ты это или нет. Ты получил очищение. Здесь главное не перегнуть палку, чтобы образовавшуюся в твоей душе пустоту не заполнила ненависть. Еще немного, и на тебя обрушится понимание, и ты решишь тот единственный коан Вселенной, отражениями которого служат все эти хлопки одной ладонью, собаки в качестве носителей природы Будды и сам Будда, как «три цзиня льна» [12] . Помнишь стихотворение дзэнского мастера Цзы-юаня:
12
Имеются в виду различные дзэнские коаны:
1) Что такое хлопок одной ладонью?
2) Обладает ли собака природой Будды?
3) Монах спросил Дун-шаня: «Кто есть Будда?» – «Три цзиня льна», – ответил мастер (цзинь – китайская мера веса, около 0,5 кг).