Черная одежда, черные остроконечные колпаки сказочных магов, кожаная сумка через плечо с провансальским переводом Нового Завета – вот приметы странствующего альбигойского проповедника. Они спали в одежде и ходили по двое, никогда не оставаясь наедине: ни во время отдыха, ни в путешествии, ни в молитве. Перед ними растворялись ворота феодальных замков, им несли все лучшее из еды и одежды, зная, что все это сберегут для бедных и больных общины, а сам гордый владетель прислуживал им за столом.

Последователи гностиков, они любили аллегорические и мистические трактовки священных книг: «хлеб наш сверхъестественный», вместо «хлеб наш насущный», воскрешение Лазаря – освобождение из духовной гробницы мрака и греха. Христос же – совершеннейший из ангелов Божиих, а Мария Магдалина – то ли жена его, то ли возлюбленная.

В боговоплощение не верили, крест презирали как орудие казни, а любое пролитие крови считали неугодным Богу. Потому не могли воевать. Сражались сочувствующие, не прошедшие консоламентум.

Безнаказанными не остались. Каркасон был взят войсками крестоносцев, граф Раймунд-Роже Транкевель, когда-то издавший указ «Предлагаю город, крышу, хлеб и мой меч всем, кто преследуем, кто остался без города, крыши и без хлеба», был закован в цепи и посажен в темницу собственного замка, где и умер через три месяца.

В тысяча двести тридцать третьем году папа Григорий IX направил агентов в Каркасон для разоблачения еретиков, и цитадель стала «крепостью инквизиции». Еще четыреста лет инквизиция будет проводить «акты очищения от скверны». Для этого по приказу короля Филиппа Смелого, сына Людовика Святого, в Каркасоне была построена башня инквизиции.

Презирая смертное тело и земную жизнь, катары допускали самоубийство, чтобы избежать соблазна или пыток инквизиции. Они убивали себя голодом, резали вены в ваннах, принимали яд или толченое стекло. Но был и более достойный конец. Совершенные надеялись на возвращение в горнюю отчизну, где нет ни печалей, ни страданий, ни смерти и тления, и радостно шли на костер.

Они поистине нашли друг друга: катары с их смирением, аскетизмом и страстью к саморазрушению и инквизиторы-доминиканцы с их изощренными орудиями пыток.

Здесь прохладно, в каменных подвалах, скрытых от палящего солнца Midi [1] .

Мы осматриваем экспонаты. «Ведьмино» кресло. Сиденье, спинка и подлокотники утыканы острыми шипами.

– Человека привязывали к нему, – рассказываю я. – И он пытался держаться на расстоянии от шипов, пока у него хватало сил. Когда силы иссякали, он падал, и шипы вонзались в тело. Боль заставляла подниматься, но не надолго, до нового падения.

Жюстина слушает заинтересованно, глаза горят и чуть дрожат губы.

– Шипы такой длины, чтобы причинить сильную боль, но не нанести серьезной травмы, – продолжаю я. – Измученный длительной болью, человек, как правило, признавался во всем.

Знаменитая «железная дева» напоминает куклу в сарафане. Над коническим «платьем» – лицо, круглое и равнодушное. Изнутри конус утыкан шипами. Механизм действия почти такой же. Жертву помещали туда и постепенно закрывали «сарафан». Шипы вонзались в тело.

«Пояс святого Эльма». Это железный пояс, утыканный шипами по внутреннему периметру, тяжелая цепь отходит от него и крепится к кольцу на стене, пояс закрывается на висячий замок, вполне классический. Святому Эразму (или Эльму), христианскому мученику четвертого века, откровенно повезло, что его имя ассоциируется не с этим орудием, а с огнями на верхушках мачт кораблей. Хотя и огни считают дурным знаком.

– Сплошные шипы, – замечает Жюстина. – Фрейд бы прыгал от радости.

– Это только начало, – усмехаюсь я. – Есть орудия и пооткровеннее.

Классические «испанские сапоги», пожалуй, наименее эротичное из представленных здесь орудий.

– Первоначальная методика описана в «Королеве Марго», – говорю я. – Голени жертвы сдавливали досками, забивая между ними железные или деревянные колья, расплющивая мышцы, дробя кости и ломая суставы. В Германии, в семнадцатом веке, устройство усовершенствовали: доски заменили железными обручами, которые стягивали с помощью винтов. Существовала и другая интерпретация во вполне фрейдистском духе: металлический башмак с острым шипом в центре, который мог выдвигаться при помощи винта. Он надевался на ногу обвиняемого, и винт закручивался, прокалывая стопу.

Мы спускаемся на пару ступеней и оказываемся в следующем зале. Он продолжает испанскую тему. На крестообразной опоре узкая деревянная плита с заостренным верхним краем: «Испанский осел», он же «деревянный пони», он же «кобыла».

– Человека раздевали и усаживали на острую верхнюю грань, – поясняю я. – К ногам подвешивали дополнительный груз. Жертва подтягивалась к потолку веревкой или цепью, что позволяло регулировать давление. Заостренная грань раздавливала яички, впивалась в половые органы женщины или анальное отверстие, ломала крестец.