Дресс-код. Тематическая одежда. Атласные платья с открытыми спинами, высокие каблуки, черные чулки. Кожа, латекс, ПВХ.

Впрочем, на вкус и цвет… Мы как-то выпендрились, притащились на вечеринку в кимоно и с мечами – нормально.

Впрочем, здесь тусовка терпимая. Мэтр Кабош почти либерал. Д/с не любит, рабынь не имеет. Правда, у него сразу четыре боттома. Но это уж как кому нравится.

Потанцевали, насмотрелись на мужской и женский стриптиз. Того и другого много и иногда со вкусом.

Садимся за стол. Жюстина вопросительно смотрит на меня. Вассал обязан испросить у государя позволения сесть. Я небрежно указываю на стул рядом с собой.

Вина нескольких стран на выбор. Неплохо. Мы остановились на прованском розовом в память о нашем южнофранцузском путешествии.

Удовлетворив первый голод, народ повеселел и начал развлекаться тушением свечек кнутом. Ритмичные, как во время экшен, удары бича. Я не большой мастер этого девайса, но тоже пробую. Со второго раза. Даже у Жюстины получается.

В соседней комнате девушку поливают воском. Она обнажена и привязана ремнями к столу. На лице – кожаная маска, полностью скрывающая черты. Ноги разведены. На бедрах и на плечах горят свечи. Маленькие, тонкие, как на торте. Ее верхний по прозванию Господин Рабов предлагает такие же свечки всем желающим: можно зажечь от тех, что уже есть, и покапать на «жертву», можно укрепить на ее теле, добавив свою лепту к украшению «тортика». Моя свеча не крепится ни в какую. Вопросительно смотрю на хозяина девушки (свечи на плечах сидят, как влитые).

– Они на иглах, – тихо говорит он.

У Жюстины загораются глаза.

– Я тоже так хочу. Ты же обещал спросить у Кабоша!

Господин Рабов тонко усмехнулся. Его усмешка говорит: «Распустил рабыню!»

– У нас не Д/с, – упрямо говорю я.

– А я слышал, что у вас более элэсный Д/с, чем у «Посланников вечности».

– Вассал и раб – не одно и то же.

Девушка стонет.

Я оборачиваюсь. Жюстина капает на нее воском, улыбаясь, как развратницы Сада. Она прекрасна. Девушка кончает под каплями воска с ее свечи.

– Из тебя неплохой топ, – шепчу я Жюстине. – Свитчуешь?

– С тобой – никогда.

Я задумываюсь. Среди женщин очень много свитчей.

…Кажется, тогда же или чуть позже, Жюстина заговорила о брэндинге.

– Я хочу всегда чувствовать, что принадлежу тебе.

«Ну и что вы будете делать, когда она протянет вам раскаленное железо для клеймения?» – вспомнил я реплику из какого-то Тематического треда. Нет, удар меня не хватил. Но свыкнуться с этой мыслью удалось не сразу.

– Вассалов не клеймят ни в одной культуре, – заметил я. – Парашютным спортом никогда не увлекалась?

Она улыбнулась:

– Нет. Ничем экстремальным. Разве что, экстремальным бизнесом.

И я понял по тону, что последнее гораздо опаснее.

Мои размышления прервал окрик тюремщика:

– На «А» фамилия!

– Амелин, – устало отозвался я.

– С вещами на выход!

Я взял куртку и полбуханки хлеба, выданного на обед (здесь это очень ценная вещь), и вышел из камеры.

Я почувствовал слежку уже в начале бульвара. Обернулся. Ничего особенного. Старушка ковыляет из магазина, парень выключает сигнализацию на пульте и открывает дверь машины, девушка стоит возле рекламного щита и курит, мамаша с коляской на бульваре.

Нервы, что ли?

Прошел еще метров сто. Ощущение взгляда в спину не пропало.

Останавливаюсь, делая вид, что изучаю рекламу на кинотеатре «Россия» (то бишь «Пушкинский») и прикидываю, не перейти ли на ту сторону.

Девушка стоит под фонарным столбом и разговаривает по сотовому. Та самая! Так я и поверил, что ты тут давно! Только что остановилась!

Одета во все черное. Черные сапоги на шпильках. Героическая женщина! Это же еще выстоять надо – на улице каток! Черные обтягивающие брюки, короткая дубленка с пушистым мехом и черные пышные волосы. Головной убор отсутствует.

Ладно. Последний тест.

Медленно иду дальше, к пересечению с Большой Дмитровкой.

Если бы не плотный поток машин, заглушающий и более громкие звуки, я бы сказал, что слышу шаги за спиной. Невозможно их услышать! Но я их чувствую.