Шрифт:
– Не просто черенок, а футляр для лимонок и всяческих других гранат. Запасливый парень этот Раис. Десять лет под боком у кремлевской охраны – и хоть бы хны. Никаких подозрений. Примерная биография. И в Красной армии служил, и ранение имеет в боях с Юденичем.
– И в Красной армии бывали предатели. Последние процессы это показали.
– Процессы много чего показали. Но там признание – царица доказательств, а мы должны выявлять преступления на стадии подготовки. Да так, чтобы в нашей стране не было взрывов среди бела дня. И ночных тоже.
Соколов что-то объяснял Ревишвили, размахивая руками. Рядом стояли уже шесть человек – почти вся шайка. Где-то поблизости слонялись еще двое. А на подступах к Моховой – еще несколько человек. Подручный Ревишвили махнул выразительно рукой. И тут же к шестерке присоединился еще один человек, работавший поодаль.
– Сейчас все соберутся. Железнов, седлай коней. Перенесите меня в соседнюю комнату, я включу там свет, когда будет нужно.
– За мной, товарищи. – Железнов проверил оружие. Двое чекистов, не говоря ни слова, перенесли Пронина в другую – маленькую – комнату. Там тоже был оборудован наблюдательный пункт с биноклем.
Первым вышел из подъезда Железнов, за ним – Кирий, за ним – другие товарищи. Пронин видел, что Ревишвили пока не заметил врагов. Он наблюдал, как его ребята с мешками и коробками движутся к Кутафьей башне. Соколов не отходит от Ревишвили. Молодец есаул! Железнов с двумя чекистами пошел в обход – к Троицкому мосту. Туда, где враги должны были встретиться с неизвестным предателем.
Над Троицкой башней, над самой рубиновой звездой, ослепительно блеснуло солнце. Блеснуло ненадолго, как это бывает поздней осенью, в пасмурное предзимье. «Кажется, все спортсмены заняли стартовые позиции. Что ж, можно начинать».
...И Пронин включил электричество на полную катушку. Окно засветилось. Тут же Миша Лифшиц отбросил подпиленную решетку, и засадный полк вылез из подвала. Уж тут Ревишвили все понял. Но даже не успел заорать, как Соколов выстрелил ему в ногу. Он не прицеливался, не вытягивал руку, просто выстрелил снизу – и попал. Ревишвили попытался удержаться, но осел. Три человека тут же стали целиться в Соколова. Но им на плечи бросились ребята Лившица. А Кирий, перемахнув через ограду, навалился на самого широкоплечего подпольщика...
Раис отбросил свою метелку и оцепенел, прислонившись к стенке.
– Всем стоять! – крикнул Кирий. – Сдать оружие!
На этом фронте все в порядке. А что же у Троицкой башни? Пронин не мог увидеть в бинокль, что творилось на Троицком мосту.
Железнов по веревочной лестнице поднялся сразу на середину моста: и оказался между кирпичных зубцов. На мосту никого не было. Железнов осторожно прокрался до самых Троицких ворот. Никого! И ворота надежно заперты. Горит огонек в комнате охранника. Железнов подтолкнул ворота. Заперты надежно. И – ни звука что на мосту, что за воротами. Железнов нервно махнул рукой: «Поторопились! Или опоздали. Во всяком случае, нашумели. Теперь он затаится, затихнет. Вот так мы провалили дело. И Иван Николаич ранен...»
Что делать? Москва слезам не верит. Железнов пробежался по мосту и вернулся на Моховую, где Кирий и Лифшиц сортировали пленников.
– Тринадцать человек! – широко улыбался Лифшиц. – Одного ребята с крыши сняли.
Тюремный грузовик уже фыркал возле приемной всесоюзного старосты.
– Всех – в машину, а Ревишвили пойдет с нами.
– Для вас – господин полковник! – негромко бросил Ревишвили.
– Господин? – Кирий поднял густые брови.
– Только так и никак иначе.
– Это точно, генералом вы уже не станете, – нашелся Виктор. Не слишком остроумно, но зато ко времени.
В лифте с Ревишвили ехал Кирий. Третий просто не помещался в кабине!
– Надеть ему наручники? – спросил товарища Лифшиц.
– Шо? Да я его одним пальцем раздавлю.
– Куда вы меня ведете? Что это – тайная тюрьма ГБ напротив Кремля? – спросил Ревишвили Кирия.
– Скоро сам все увидишь.
И он увидел. Он увидел Пронина, восседающего в черном кожаном кресле.
– А, это вы. Какая выдержка! Он даже не соизволил отлежаться в госпитале. – Ревишвили скривил рот. – Герой! Думаете, после этого я признаю вас русским офицером? Вас, обыкновенную пролетарскую сволочь? Вы цыганский барон, а не офицер.
– А вы неосмотрительны, Ревишвили. Неужели вы думали, что я действую в одиночку? На что вы надеялись, если знали, что за вашей группой следят?
– Отвечать на ваши вопросы ниже моего достоинства. – заявил Ревишвили, но все-таки ответил: – Однако вы не нашли меня, пока я сам не вылез из шифоньера... У меня не было оснований подозревать, что вы вышли на наш след. Я видел только попытки... Лихорадочные попытки. А их я вижу уже пятнадцать лет. И перестал бояться.
– Снизили бдительность, проще говоря.